|
Отправлено: 25.12.08 22:02. Заголовок: «Здравствуй, мой анг..
«Здравствуй, мой ангел.
Мне было очень приятно получить твое прошлое письмо, несмотря на то, что сипуха умудрилась принести его в половине седьмого утра. Но твои теплые слова согрели меня тем холодным утром, спасибо тебе.»
Люциус откинулся в кресле и задумчиво провел пером по нижней губе, вспоминая ровные каллиграфически написанные строчки, каждая из которых буквально пела от любви.
«Я тоже невероятно скучаю, и жду не дождусь той минуты, когда смогу обнять тебя, прикоснуться губами к твоей белой коже…
Я думаю, ты сейчас краснеешь – не стоит, душа моя. Положенное время траура заканчивается, и уже к Белтайну мы сможем быть вместе, не опасаясь осуждения моей семьи и всего общества.»
Чуть отодвинув пергамент, Малфой взял обеими руками чашку с горячим какао, грея ладони о ее пузатые бока.
В широком окне напротив был виден край леса, а с чернильно-синего неба медленными хлопьями валил снег. Люциус несколько минут наблюдал за его плавным падением, чуть улыбаясь своим мыслям.
«Как жаль, что сейчас тебя нет рядом со мной, но следующее рождество мы обязательно проведем вместе. К боггарту всех друзей – мы будем сидеть у камина вдвоем – только ты и я, будем пить глинтвейн… Я сыграю тебе на гитаре - как ты любишь, а потом буду целовать твои тонкие пальцы… Жаль, что ты не позволяешь украсить каждый из них перстнями – так, как мне бы хотелось, так, как они достойны. Глупые предрассудки… но я думаю, что мы их преодолеем, счастье мое. Я так люблю твои руки… Люблю их невесомое прикосновение к своим плечам, люблю гладить твои запястья – тонкие, будто детские, и совершенно дивные в своей хрупкости…»
Дописав последнюю букву, Люциус вдруг фыркнул, вспоминая, как эта прекрасная рука в первый раз встретилась с его физиономией и разбила ему нос. Но тогда он был сам виноват: привыкнув получать желаемое мгновенно и малыми усилиями, не сразу разобрался какой редкий в своей чистоте и крепости бриллиант перед ним.
«Отвечая на твой вопрос: да, мне пришлось устроить в Мэноре прием – скромный, но ты понимаешь, что сейчас каждый мой шаг ложится в основу нашей будущей жизни, нашего процветания. В грядущем новом мире я должен занять подобающее мне место, чтобы там мы были вместе. И все мои гости в дальнейшем будут способствовать укреплению моих позиций…
Кстати, я думал о нашем последнем разговоре. Твоя ревность невероятно приятна, но не обоснована. Иногда мне кажется, что ты слишком много общаешься не с тем с кем надо – любые сплетни должны быть выше нас. Куда девается твой острый ум, который я так люблю?
Хотя еще больше я люблю накручивать твои шелковистые волосы себе на пальцы – что бы они струились между ними блестящим водопадом…»
Малфой отложил перо – в голову лезли совершенно неприличные мысли, которые нельзя было сформулировать на бумаге, но зато они проносились перед глазами вереницей обольстительных образов. Он положил ногу на ногу и сосредоточился на письме, отгоняя от себя видения тонкой линии позвоночника на белой, будто сахарной, спине, чуть выступающих лопаток, обтянутых бархатистой кожей, стройных лодыжек…
«Так вот, мне кажется, что твои наблюдения ошибочны. Хотя бы потому, что я ничего такого не вижу. Мы действительно довольно давно знакомы, и у нас общее дело, но я никогда не замечал повышенного внимания к своей персоне именно от него. Какая глупость – все знают, что для меня существуешь только ты – особенно с тех пор, как твое обучение закончилось, нет смысла ничего скрывать. К сожалению, обстоятельства не позволили нам быть вместе не откладывая.»
Вспоминая все взгляды, все слова и жесты, Малфой действительно не видел в них ничего двусмысленного, предосудительного, и искренне недоумевал, пытаясь понять истоки ревности.
Неожиданно снизу раздался оглушительный грохот. Люциус раздраженно закрыл чернильницу и аппарировал в гостиную.
Нетрезвые гости, оставшись без внимания хозяина, не на шутку развеселились – портьеры с окон были сорваны, разоренный стол отодвинут в дальний угол и на освободившемся месте молодые аристократы устроили то ли импровизированную дуэль, то ли танцы. Хозяин тяжело вздохнул и принял участие в развернувшимся безобразии с целью минимизировать разрушения. Его усилия увенчались успехом – через несколько минут бардак превратился во вполне пристойный бал. Правда, ради этого Малфою пришлось взять на себя роль тапера, вспомнив уроки, вдолбленные ему в детстве дорогой мамА.
Публика попалась некапризная, и вскоре на ногах остались только самые стойкие, переминающиеся с ноги на ногу парочки. Остальных домовики тихонько растаскивали по заранее приготовленным комнатам.
Продолжая наигрывать немудреные мелодии, Люциус поежился – он чувствовал на себе пристальный взгляд, но не решался обернуться, опасаясь, что его глаза выдадут то, что несколько минут назад он сплетничал о нем в своем письме.
Наконец гости утихомирились: остались только двое его бывших однокашников, тихо беседующих у камина и тот самый обладатель тяжелого взгляда.
Малфой вернулся в кабинет, чтобы дописать письмо. Сегодняшний прием изрядно утомил его, но тоска и одиночество мешали насладиться заслуженным покоем. Он перечитал написанное – наверно не стоило поднимать вопрос о ревности, но милорд считал, что основой прочных отношений может быть только доверие и поддержка близкого человека. Одного единственного – но они должны быть абсолютными.
Готовясь закончить послание, Люциус вдруг вспомнил, что не погасил огни на елке. Он решил сам спуститься в зал и заодно удостовериться, что все в порядке.
В гостиной царил полумрак – в затухающем пламени камина и разноцветье елочных огней ярко выделялся черный силуэт мужчины, задумчиво сидящего на краю дивана. Малфой сел рядом.
-В чем дело? Почему ты не спишь?
-Не хочу.
-Скоро утро, а завтра трудный день. Повелитель…
-Ты не можешь думать ни о чем кроме Повелителя! – хрипло перебил милорда собеседник.
Люциус удивленно вгляделся в расплывающееся в полутьме лицо.
-А о чем я должен думать?
-Например, об этом…
Мужчина резко притянул голову Малфоя к себе и впился в его губы жадным поцелуем. Люциус чуть не задохнулся от неожиданности и невероятного перегара. Он вскочил, грубо расцепляя обнявшие его руки, и прежде чем холодный ум взял верх над чувствами, заклинание обездвиживания ударило по распоясавшемуся поклоннику.
Брезгливо утерев рот и запретив домовым эльфам помогать замершему телу, милорд вернулся наверх.
«Я оказался неправ, хотя это невозможно. Но… это еще одно подтверждение исключительного ума моего ангела.»
Он присел к столу и, не заботясь больше о красоте почерка, быстро дописал.
«Все твои сомнения напрасны. Знай, что люблю я только тебя, и жду не дождусь дня нашей свадьбы, дорогая. Возвращайся скорей, мой весенний цветок.
Люциус.»
Потом он отправил письмо, и еще долго ворочался на пуховых перинах, размышляя: в каком бреду надо быть и каких запрещенных зелий нанюхаться, чтобы даже на миг предположить, что между ним и тощим мрачным полукровкой может случится роман.
|
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
