|
Отправлено: 26.01.10 15:23. Заголовок: Это Рождество Люциус..
Это Рождество Люциус не ждал. Впрочем, он давно не ждал праздников. Когда-то блистательные балы в Малфой Мэнор и в нем горячили кровь, когда его отец Абрахас Малфой, составлял список приглашенных. Всегда было несколько магов и ведьм, перед которыми ему хотелось блеснуть, покорить или, быть может, раздавить собственной неотразимостью. Вот та претендентка в его жены или вот эта. Он бесконечно галантен и вежлив, но не его вина, что красавица с большими амбициями и заоблачного о себе мнения начинает вдруг спотыкаться во время танца или опрокидывает на себя соус из деликатесных слизней. Бедняжка слишком нервничает. Ему какое дело? А отец выговаривал ему потом нудным тяжелым, как глыбы льда, басом: «ты напрасно так долго выбираешь, сын мой. Они все одинаковые, поверь мне. Важна лишь кровь, которая течет в их жилах».
А вот в этом Люциус посмел засомневаться. Не вслух, конечно же, но про себя, особенно после шестого курса, когда глаза показали ему ошибочность утверждения отца.
…Вот он пришел, маленький и забавный, в поношенной мантии, явно приобретенной за бесценок. Его прическа не знала, что ей следует хотя бы попытаться соответствовать своему наименованию, потому что это были… перепутанные ветви черных деревьев таинственного леса из сказок, когда каждая неловкая на первый взгляд прядка имела свое значение, как неясные силуэты ветвей на темном небе. Ему только казалось, что тут есть значение? О нет! Ему никогда, ничего не казалось.
Он всегда и все знал. И во всем был уверен. До поры до времени.
- А вы не желаете танцевать? – спросил его Кингсли. Его черная физиономия нависла над Люциусом и имела наглость вполне по-человечески улыбнуться.
- Нет, у меня подагра, - холодно сообщил Люциус раз пятнадцатый за вечер, который, вроде, не намечался, как благотворительное мероприятие для дважды сомнительно и со скрипом оправданных УПСов.
- Ах, какая неприятность. Но вы знаете, у меня есть способ вас от этого излечить, - улыбнулись темно-серые блестящие губы.
Люциус поморщился – что еще за способ?
Но тут в украшенную еловым ветвями залу, искрящуюся разноцветными игрушками всего солнечного спектра, по которому так голодают зимой глаза, вышел высокий противоестественно худой мужчина…
Он производил впечатление призрака, и Люциус так его поначалу и воспринял, а потом заметил, что присевший к нему за стол Кингсли пристально за ним наблюдает, и постарался сделать вид, что не шокирован, что увидел того, кого считал почившим.
Северус Снейп после войны пропал. Вернее, то, что он погиб и погиб геройски, знали все, но как-то странно его подвиг был преподнесен. О Северусе Снейпе почти не писали в газетах, отдав ему должное несколькими сухими строчками, говорить о нем – считалось дурным тоном. Не для Люциуса, конечно же. Он привык сам манипулировать общественным мнение, поэтому, когда общественное мнение попыталось манипулировать им – отреагировал презрительным непониманием.
«Где тело Северус Снейпа?» - вопрошал Люциус министерских. Но те лишь разводили руками, а глаза некоторых из них откровенно лгали. Уж такие тонкости Люциус хорошо примечал.
«Почему ему не воздвигнут памятник, раз он герой?» - стал вопрошать он позже, но уже не надеялся получить ответа. Как и на еще один удивленный вопрос: «Почему о нем не напишут хотя бы очерк, пусть скандальный, та же Рита Скитер?»
А потом он стал замечать, что за его метаниями наблюдает чернокожий аврор, тогда Люциусу стало несколько не по себе, и он затих и помалкивал о Северусе и даже почти научился не вспоминать вплоть до сегодняшнего вечера.
Не вспоминать о…
«Тебе же нравится, как я тебя целую, почему ты дрожишь? А теперь попробуй поцеловать меня. Вот так. Да, так… Сев, я тебя этому не учил. Погоди! Аааах! Продолжай…»
Они стали любовниками, когда Северус только перешел на третий курс. Причиной была невозможность каждый день прижимать его к себе, видеть, как вспыхивают большие черные глаза, будто озаряемое падающими звездами небо.
Со стороны Люциуса это было одержимостью – первый и последний раз за всю его жизнь он возжелал кого-то сам. Обычно, ему приходилось иметь дело с теми, кто для него и за его внимание был готов на все.
Со стороны Северуса это было порочной слабостью, за которой не стояло ничего героического. Просто, обычно, ему приходилось добиваться и не получать того, что он добивался. Пусть он и пробовал, весьма неуклюже, завоевывать только одного человека за всю свою жизнь, а этот человек очень рано погиб.
И теперь Люциус, который не мог отвести взгляда от полупрозрачной, закутанной в черный плащ фигуры, которую, кажется, никто, кроме него не замечал, гадал, что стоит за жестом Кингсли?
Был период, когда он мог поклясться – министр - гей (что, впрочем, весьма распространено в магическом мире, практикуется, но никогда официально не оглашается, будто бы нет этого явления, даром, что среди магов нет и трети чистых гетеросексуалов).
Но в случае Люциуса речь могла идти о неожиданно вспыхнувшей страсти министра к бывшему упивающемуся, и у Люциуса были причины волноваться.
За то, что он был оправдан, окончательно и бесповоротно, ему следовало отдать должное Поттеру, свидетельствовавшему, к его удивлению, в суде в его пользу и тому, что словам Поттера как-то очень легко поверил Шеклболт.
На мага в темном одеянии никто не обращал внимания, хотя он был узнаваем. Ярко пылали в жирандолях свечи, весело взрывались разноцветные хлопушки и вертелись пары. Но только Люциус видел призрака своего почившего любовника, одиноко и растерянно дрейфовавшего по волнам праздничного великолепия.
К его досаде и беспокойству ему на колено легла рука Кингсли.
Люциус повернул голову и холодно-вопросительным взглядом впился в черные, как маслины, глаза, очень черные, но совсем по-другому черные.
- Да, мистер Шеклболт? – произнес он, недоумевающе вскинув брови.
Рука стала подниматься выше к занывшей от созерцания утерянной мечты плоти. Но Люциус не был застенчивым первокурсником, чтобы сбрасывать руку или возмущаться. Он смотрел на черные пальцы с брезгливым недоумением, будто наблюдал паука, особенно опасного, если начать его стряхивать.
- Ты же хочешь с ним потанцевать?
- С кем?
- С Северусом. Он здесь, потому что его привел я.
- Но… Его никто не видит. Он… мертв. Это просто призрак.
- Нет, его не видят, потому что для всех, кроме нас с тобой он невидим. Ты же знаешь такие чары.
Да, Люциус знал эти чары. Он сам к ним прибегал, когда приводил в Мэнор мальчика на выходные. Северус бродил по комнатам, ни для кого неприметной тенью, даже для молодой миссис Малфой. Вечерами они запирались у Люциуса в кабинете, волшебным образом превращавшегося в спальню. И снова он созерцал колеблющиеся вспышки от падающих огненных звезд в глазах подростка и ни с чем не сравнимое удовольствие обладать тем, кого по-настоящему хочешь, не потому что так кем-то когда-то было предрешено.
Люциус почувствовал, что его дыхание стало сбивчивым. Он начал подниматься, но рука на его колене прижала его к стулу.
- Нас тоже никто не видит, Люциус, - произнес Шеклболт и вдруг стал подниматься. Он оказался довольно высок и навис над Малфоем. Широкие черные ноздри жадно раздувались.
- Что ты хочешь? – прошипел Люциус, чувствуя, что краснеет до корней еще не ведавших седины волос. Он попытался встретиться взглядом с Северусом и с трепетом уловил, что тот заметил его взгляд и теперь неуверенно приближается, но ему мешали танцующие. Северус жмурился от вспышек огней и так же растерянно, но восторженно, как заблудившееся в таинственном лесу дитя, оглядывался вокруг, как когда-то ребенком в Мэнор. Люциус попытался оттолкнуть Шеклболта, обеспокоенный, что Северус, живой каким-то чудом Северус, замер у третьего от него столика.
- Я хочу тебя, вот таким, какой ты сейчас, - сказал Шеклболт, заслонив от Люциуса чудное видение.
И только теперь Малфой всерьез заглянул в глаза-маслины, источавшие откровенную похоть.
- Что? – Люциус тоже встал. Он попытался поймать взгляд Северуса, но ничего не вышло. С тревогой он заметил, как тот растерянно озирается, будто что-то потерял.
- То, что за все приходит время платить, Люциус. Он жив, твой Северус Снейп и меня восхищает, как на этот факт реагирует твое тело. От тебя идет жар, как от хорошо растопленного камина, ты бы только видел, как блестят твои глаза. И ни намека на твою надменную холодность. О!!! Такой, о каком я мечтал!
- Что ты несешь? Я… за что платить? За призрака?
- Мы скрывали, что он жив, потому что он не в себе. Был все эти годы. Поэтому о нем почти ничего не писали в газетах, поэтому ему не воздвигнуто памятника. В нас жила надежда, что нам удастся вернуть его к жизни, и мне потребовались годы, чтобы узнать наверняка, кто нам поможет эту надежду осуществить. Смотри, как он взволнован. Он ищет тебя. Он хочет тебя? Ты не потеряешь к нему интерес?
- Нет! – взревел Люциус, утверждая, что он НЕ потеряет интерес, к тому, кого любил всю свою жизнь и продолжает любить, потому что от новостей Кингсли оживает все его существо. Но также его отчаянное «Нет» почти, как у смешного Сева когда-то означало, что он инстинктивно протестует против того, что его прижали к столу, что со звоном отодвинулась хрустальная посуда, а его задница проехалась по направлению к соуснице, а наглые паукообразные руки успели задрать на нем подол дорогой бархатной мантии.
Но что он мог сделать? Как предотвратить? Он сумасшедшими глазами уставился на Кингсли, ловко стянувшего с него подштанники и обнажившего все, что меньше всего он хотел бы обнажать перед этими масляными глазами.
«А если он врет?» - промелькнула у него в голове отчаянная мысль. «Но что я могу сделать? Заплатить? Пусть. Только бы то, что он сказал, оказалось правдой, иначе…»
- Не будет иначе, упивающийся мой, недобитый. Все - правда.
Шеклболт быстро справился с собственным одеянием и расстегнул ширинку. Глаза Люциуса полезли на лоб, когда он оценил размеры своей платы.
- Но он же того стоит? Или нет? Мы сейчас же можем прекратить, - жарко дыша на него сладким перегаром шампанского, горячечно шептал чернокожий аврор. - А то потом ты разноешься, что я тебя изнасиловал, и что я буду делать с вами двоими? Обустраивать для вас общую камеру?
- Он стоит. Да, - сказал Люциус и позволил, чтобы Кингсли развел ему ноги.
Его анус паукообразные пальцы смазали сливовым пудингом, но ему было все равно. И почти все равно была последовавшая боль, потому что он чувствовал, что призрак ожил, что увидел его, вопреки всем чарам и, наверное, это было неожиданностью для взвывшего от удовольствия Шеклболта, что, когда он разлепил веки, он увидел не одного Пожирателя, а двоих. Северус Снейп, наконец обрел осмысленный взгляд, то, на что потеряло надежду все медицинское отделение аврората и бережно, с тихой улыбкой на тонких губах гладил Люциуса по волосам, целовал в шею и вообще поддерживал его во время «платы» с такой нежностью, будто Малфой был роженицей.
- Люциус, - шептал он без конца, - Люциус. Я люблю тебя. Тебя я люблю, - твердил он, будто от перестановки слов в его бессмысленных предложениях что-то менялось.
Кингсли с влажным звуком вынырнул из Малфоя. Он во всех смыслах чувствовал себя удовлетворенным, и его черные оливковые глаза сочились медом.
Неделю спустя Северуса Снейпа признали героем, причем не посмертным, а живым, с соответствующим содержанием и почестями. Были обнародованы секретные материалы, сообщавшие о том, что он находился три года в коме, которую удалось снять заклинанием, известным одному лишь Люциусу Малфою, тоже обретшему неожиданную популярность. Министра магии Кингсли Шеклболта переизбрали на второй срок.
Северус Снейп без наложения маскирующих час с тех пор поселился в Малфой Мэнор, на правах старого друга семьи и к удовольствию Нарциссы Малфой, которая нашла себя в литературном творчестве и была благодарна мужу, что он, наконец, избавил ее от ежедневных четырехчасовых супружеских обязанностей, мешавших в полный голос петь ее музе (надиктовавшей, между прочим, сей неприличный рассказ, умноживший состояние Малфоев на 1000 галеонов мелочью)…_
|
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
Вау! А министр-то, министр! 
Шеклбот точно не в Гриффиндоре или Хаффлпафе учился 
