Отправлено: 11.07.06 14:17. Заголовок: "Давайте, и дано будет вам", автор: kai, NC-17, много пейрингов, ангст, окончание от 15.07.

Название: Давайте, и дано будет вам (Give and It Shall Be Given Unto You)
Автор: kai (kali@squidge.org)
Переводчик: Мильва (kovrova@narod.ru)
Бета: первые пять глав Ferry, дальше небечено
Ссылка на оригинал: http://www.squidge.org/~kali/hp/give.html
Разрешение на перевод получено.
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Гарри/Северус, Гарри/Вольдеморт, Гарри/Драко, Люциус/Северус, Гарри/Северус/Люциус
Жанр: ангст
Краткое содержание: “Сюрпризы – глупейшая вещь. Удовольствия от них обычно бывает гораздо меньше, чем неудобств”.
Дисклеймер: Персонажи принадлежат Дж. К. Роулинг. (Я – не я, и лошадь не моя)
Предупреждение: Снейп сломлен и превращен в раба, Гарри стал новым Темным Лордом, нелинейное течение времени, мелодраматизм и прочие банальности. Полнейшее AU по отношению к шестой книге!!!

Примечание переводчика: Название фика – перефразированная цитата из Нагорной Проповеди (Мат. 7:7-8: “Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят”).

Огромное спасибо Ольге за то, что она великодушно уступила мне право переводить этот фик.

 Отправлено: 11.07.06 14:17. Заголовок: Re:

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

“Сюрпризы – глупейшая вещь.
Удовольствия от них обычно бывает гораздо меньше, чем неудобств”.

“Эмма”, Джейн Остен, 1816 г.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

1.

Первый вызов приходит, как обычно, в самое неподходящее время. Именно в тот момент, когда тебе нужно добавить шесть крупинок – и ни крупинкой больше или меньше – высушенной драконьей крови в быстро испаряющуюся, экспериментальную разновидность Волчьего зелья.

Вызов отвлекает тебя не болью (Он избегает столь прямолинейных и грубых методов), а пульсирующими волнами тепла. Жар исходит из метки у основания черепа и растекается по спине нежной лаской.

Будь Он проклят!

На твоем лбу выступает испарина, и рука дрожит, но, к счастью, в котел из пузырька падают только шесть крупинок. Ты стискиваешь зубы, дожидаешься, пока ощущения пройдут, и продолжаешь работать.

Зелье, навсегда исцеляющее от ликантропии, скоро будет готово. Он может и подождать.

При втором вызове чувственное тепло ощущается еще сильнее. Оно стекает к копчику, скользит между ягодиц и настойчиво пульсирует в паху. Guiche* вибрирует, и у тебя моментально возникает эрекция.

Ты вздрагиваешь и с плеском роняешь черпак в котел.

Трое ассистентов, работающих в дальнем углу комнаты, смотрят на тебя с удивлением.

Не обращая на них внимания, ты вылавливаешь черпак, и пытаешься уменьшить нанесенный ущерб несколькими хриплыми заклинаниями и энергичным помешиванием против часовой стрелки в течение трех минут.

Третьего вызова нет.

Вместо него полярная сова влетает в открытую дверь и усаживается на полке над котлом. Она глядит на тебя с осуждением.

Признав свое поражение, ты откладываешь черпак и протягиваешь руку к записке, которую она держит в когтях.

“С.

Ты знаешь, что я не стал бы отрывать тебя от работы, если бы не срочное дело. А оно-таки срочное. Встреть нашего гостя.

А затем приведи его ко мне.

Г.”

Ты делаешь два глубоких, прерывистых вздоха и борешься с желанием смять кусок пергамента в кулаке.

Все это давно позади: ложь и искушения. Непростительные проклятия. Горелая плоть и сломанные кости. Крики, твой срывающийся голос. Тебя вынуждают смотреть, привязывают лицом вниз, и... нет!

У тебя нет ни малейшего желания встречаться с “гостем”, тем более, наедине, и Он знает об этом.

Но в данном случае твои желания не имеют значения: Он получает то, что хочет, так или иначе. Скорее всего, у Него есть свои причины.

Дрожащими руками ты убираешь черпак, накладываешь на зелье стабилизирующее заклятие, и пишешь короткий ответ:

“Как пожелаешь”.

Хедвиг улетает, и ты делаешь все возможное, чтобы подготовиться к встрече: очищаешь свой разум, восстанавливаешь душевное равновесие и ставишь щит, прячешь воспоминания – вонь мочи, дерьма и страха, эхо твоих криков в каменном мешке, Его крики боли и ярости. Как и любой хищник, Люциус обладает талантом находить слабину; но ты свои слабые места ему не покажешь.

Не хищник, а добыча! Эта мысль заставляет тебя остановиться.

На этот раз Люциус в цепях и в клетке. Хотя его зубы и когти еще способны ранить до крови, у тебя есть собственные клыки. И здесь, сейчас, ты волен пустить их в ход, когда захочешь.

Как должно быть обидно твоему дорогому бывшему другу и соратнику Люциусу Малфою, что у тебя хватило предусмотрительности, хитрости и удачи выбрать сторону победителя.

Ты подавляешь желание оскалить зубы.

Метка на твоей шее назойливо покалывает, словно говоря: “Поскорее!”

Ты торопливо чистишь заклинанием одежду и распускаешь волосы. Сейчас они падают ниже талии и окрашены сединой. В лаборатории от них одни неудобства, но в другом месте, например, в спальне... от этой мысли на твоих губах возникает тень улыбки.

Ассистенты все еще украдкой следят за тобой. Но стоит тебе поджать губы и слегка прищуриться, как они сразу же возвращаются к работе. Эти хорошо обучены; им слова не нужны.

Все идет так, как положено.

Взмахом палочки ты гасишь пламя под котлом, облачаешься в верхнюю мантию и направляешься к двери. Но останавливаешься на полпути, заметив рядом с собой что-то черное: твое собственное отражение в зеркале над раковиной. Теперь ты выглядишь скорее аскетичным, чем тощим, нескладным и болезненным, как раньше. Возможно, даже утонченным, изящным. Волшебник, которым ты был когда-то, полностью преобразился, пройдя через ужасное испытание кровью (разрушившее твою личность, твой рассудок, все, кроме яростного желания выжить) и единственный, неожиданный акт милосердия, возродивший тебя к новой жизни, сделавший тебя опорой Нового Порядка.

Как обычно, увиденное тебя удивляет.

Так, во всеоружии, ты продолжаешь свой путь к двери и, в вихре черных одежд, вылетаешь из лаборатории. Легкий кивок, и двое твоих телохранителей оставляют пост у двери и следуют за тобой по пятам.

Мысль о том, что твою работу прервали – и не ради кого-нибудь, а ради Малфоя! – все еще вызывает раздражение. Но вместо того чтобы разжигать в себе гнев, ты думаешь о возможностях, которые может дать эта встреча.

– Куда, профессор? – спрашивает Буллстроуд.

– В подземелья, – хрипло отвечаешь ты, бросив взгляд на Забини.

– Малфой, – шипит он и сжимает палочку так сильно, что костяшки пальцев становятся белыми.

Буллстроуд полна надежды.

– Вы позволите нам развлечься с ним, сэр?

– Гм, – произносишь ты, наконец-то найдя причину, чтобы улыбнуться по-настоящему. Вряд ли эта встреча будет приятной, но интересной – наверняка, и возможно... забавной.

Вместе вы трое проходите по украшенным еловыми ветками коридорам – будь они прокляты, эти праздники! – к нижним этажам поместья, в подземелье.

Чтобы встретить, как подобает, вашего “гостя”.

* * *

Дорога отнимает некоторое время.

В твоей лаборатории нет камина, и находится она в отдельном здании. Поэтому вам приходится идти по заснеженной тропинке мимо кладбища и памятника жертвам войны, а затем подняться по широкой лестнице, ведущей в главное здание.

Большой, просторный дом битком набит волшебниками и ведьмами; они обмениваются улыбками и поздравляют друг друга с праздником. Некоторые из них путаются под ногами, желают урвать хотя бы “минутку” твоего драгоценного времени: сотрудники, друзья, избранные представители прессы. Волшебники и ведьмы, ищущие спонсоров, с пачками рекламных буклетов в руках. Неистребимые шпионы министерства. Разнообразные поклонники, надеющиеся, что хотя бы частичка поттеровского “величия” достанется и им, если они будут околачиваться рядом достаточно долго.

Поттер терпит их всех.

– Мне нечего скрывать, – заявляет он. – Мы – исследовательская организация, действующая в рамках закона.

С формальной точки зрения он говорит правду, но многое недоговаривает.

Еще на территории расположен сиротский приют, начальная школа, питомник для редких или преследуемых магических животных под руководством Рубеуса Хагрида и, конечно, “подземелье”.

Всем известно, что многие из “научно-исследовательских интересов” Поттера, такие как полное излечение ликантропии, вызывают тревогу у консервативных сотрудников министерства. Не говоря уже о личных привычках Поттера, несколько... непристойных с точки зрения приличного магического общества. Молодому человеку его возраста давно следовало жениться, как минимум, а как максимум, обзавестись хотя бы парой детишек.

Но Поттер живет по собственным законам, как и все по-настоящему могущественные волшебники и ведьмы. И, в отличие от Фаджа, министр Шаклболт – не дурак. Он знает Поттера, знает о его истории гораздо больше, чем написано в официальных, подчищенных документах. Он видел восхождение Темного Лорда, и искренне хочет жить в полном согласии с Человеком-Который-Убил-Вольдеморта.

Пока Поттер платит налоги, жертвует на благотворительность, заботится о детях, находящихся под его опекой, не позволяет животным съедать слишком много посетителей... и скрывает свое возмутительное поведение от посторонних глаз, представители министерства не проявляют особого интереса к его исследованиям. Или к разнообразным законодательным актам, которые могут нарушаться на принадлежащей ему земле.

Магическое общество берет пример с министерства. Герой Поттер, спаситель волшебного мира – всеобщий любимец. Красив, спортивен, увлекается квиддичем, занимается благотворительностью, к сожалению, еще холостяк, по утверждению “Ведьмополитена”, и несколько эксцентричен (но ведь его воспитывали магглы, бедняжку). Да и многие могущественные волшебники были со странностями. Взять хотя бы Николя Фламеля или Альбуса Дамблдора.

* * *

Наконец, вы достигаете своей цели (и ты даже умудряешься не проклясть и не обругать по дороге никого особенно важного), и входите в частную и охраняемую часть здания. Обычный дверной проем, узкий коридор, старая лестница, и вы трое на месте.

Здесь нет настоящего подземелья. Вместо него большой перестроенный подвал: каменные стены, вымощенный плиткой пол и несколько кладовых рядом с просторным центральным залом.

Трое часовых играют в карты за столом рядом с камином. Один молодой волшебник стоит с палочкой наготове, скрестив руки на груди, у дверей одной из кладовых. Невдалеке Шизоглаз Муди (еще живой, какая жалость!) обучает защитным заклинаниям миниатюрную ведьму с тяжелым, настороженным взглядом сироты.

Когда ты входишь, все дружно поворачиваются к тебе.

– Снейп, – говорит Муди, прервав урок и шагнув в твою сторону. Судя по выражению его лица, он тоже не слишком рад, что ты все еще жив. – Пришел повидаться с Малфоем?

Ты не находишь нужным подтверждать очевидное. Кроме того, чтобы взглянуть на Муди и не вздрогнуть, требуется почти столько же сил, сколько на встречу с Люциусом. К счастью, кошмары, связанные с Муди, гораздо более давние и поизносились со временем.

Муди хмурится, поняв, что ты не собираешься отвечать, и кивает волшебнику, охраняющему кладовую; молодой человек отходит в сторону.

– Ждите здесь, – приказываешь ты Буллстроуд и Забини. Они недовольны, но подчиняются без возражений.

Один вздох, второй, и твоя рука ложится на бронзовую дверную ручку.

Ты замираешь, вспоминая странные повороты судьбы, которые привели тебя к этой двери.

Четыре вздоха, на пятом ты проглатываешь желчь, прячешь воспоминания и входишь внутрь.

________________

* Guiche – пирсинг промежности – области между мошонкой и задним проходом. Он очень чувствителен для мужчины. При легком перемещении украшения во время секса (особенно перед эякуляцией) можно достигнуть чрезвычайного сильного и длительного оргазма.

 Отправлено: 11.07.06 14:18. Заголовок: Re:

2.

Ты оказался у этой двери в результате сложной цепочки событий, случившихся задолго до того, как Поттер стал Им.

И начались эти события с одной безобидной фразы:

– Я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.

Траур по Блэку как начался, так и закончился (слава Мерлину!), и незадолго до своего шестнадцатилетия Поттер въехал в дом номер 12 на Гриммаулд-Плейс.

Как и предсказывали Муди с Люпином, опекуны Поттера оказались неспособными адекватно реагировать на перепады настроения своего племянника. За одну только неделю было зарегистрировано восемь проявлений “стихийной” магии Поттера, одно опаснее другого.

Наконец, Дамблдор понял намек. Наплевав на защиту, которую давала кровь Лили, Поттера доставили в бывший дом Блэка и посадили под замок, приставив к нему “компаньонов”, дежуривших возле него круглосуточно.

Однажды вечером Поттер обратился к тебе в гостиной после заседания Ордена.

Он нахально схватил тебя за рукав и сказал:

– Снейп. Я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.

Ты отдернул руку, не веря собственным ушам.

– Сделать что-то для вас? Для идиота, который отказался учить то, что я ему задавал. Который копался в моих воспоминаниях. Наивно поверил Темному Лорду. Потащил своих друзей в министерство, подверг их смертельной опасности и угробил своего ублюдочного крестного. Почему, скажите на милость, я должен что-то делать для такого эгоистичного, глупого ничтожества, как вы, Поттер?

– Потому, – сказал он, и его взгляд сделался мрачным и непреклонным. – Потому что вы должник Джеймса. Вы обязаны жизнью моему отцу, Снейп, и теперь вы обязаны мне. Если вы хотите когда-нибудь избавиться от этого долга, вы сделаете то, что я хочу.

– Правда? – ухмыльнулся ты.

– Да, – ответил он, – вы это сделаете. – А затем он сунул тебе в руки толстую книгу.

Она была очень старой. В кожаном переплете, с ломкими, пожелтевшими страницами, тяжелая от наполнявшей ее темной энергии. Ржавые железные замки, по-видимому, были открыты с помощью заклинания.

Книга задрожала в твоих руках, словно в ожидании; пот выступил у тебя на лбу.

– Откройте, – потребовал Поттер.

Его решительный приказ резанул тебя по нервам, и ты неохотно подчинился.

И чуть не подавился собственным языком, увидев заложенную закладкой страницу. Дамблдору не следовало позволять обезумевшему от горя подростку разгуливать по дому, полному черной магии.

– Нет, Поттер, – ответил ты, с трудом совладав с собственным голосом.

– Да, Снейп, – возразил он, хватая тебя за грудки. – Да.

– Нет. Это безумие. Даже если бы это было возможно... если бы Блэка можно было вернуть, а он не вернется в том же... сост-тоянии рассудка... это заклинание, это же... верная смерть. Я этого не сделаю.

– Да ну? – спросил он, прищурившись и угрожающе понизив голос. – А я думаю, сделаете. Вы сделаете это, Снейп. Потому что в противном случае, я сделаю это сам.

Его слова гулко раздавались в мертвой тишине дома. Ты глядел на него, оценивая его решимость по синякам под глазами, по дрожанию рук, сжимающих твою мантию, по упрямо вздернутому подбородку.

О, да, Поттер не шутил. Каждое его безумное слово было чертовски серьезным.

Он ворвался бы в министерство, открыл портал и сразился бы со свирепыми злыми духами за Завесой, чтобы вернуть своего проклятого крестного.

Но каким бы сильным и решительным он ни был, опыта ему не хватало: он бы наверняка погиб. Темный Лорд был бы счастлив. И вся твоя работа, кровь на твоих руках, все твои жертвы оказались бы напрасны.

– Даже Рем говорит, что никто не знает черную магию лучше вас. Если кто-то и может это сделать, то только вы, Снейп, – продолжил Поттер, вглядываясь в твое лицо. – К тому же, если вы его вернете, то он будет обязан жизнью вам, так ведь?

Можно подумать, лесть Поттера стоит больше ломаного галеона.

Можно подумать, долг Блэка перед тобой имеет хоть какое-то значение.

* * *

Месяц спустя, в ночь новолуния ты, как ни странно, не погиб, хотя был близок к этому, а Блэк вышел из-за Завесы.

Его встреча с Поттером и Люпином была весьма душещипательной. Ты бы даже назвал ее трогательной и нежной, если бы тебе нравилась эта сентиментальная чушь.

– Как тебе удалось вернуться? – спрашивали все у Блэка, а он отвечал, что не знает.

Но кое-кто знал. Или, по крайней мере, догадывался.

Пока Блэк и Поттер радовались встрече, Дамблдор косился на тебя с тревогой. Похоже, твоя мантия все еще попахивала черной магией, если не сама душа.

Впоследствии он в течение нескольких недель пытался поговорить с тобой наедине, застать врасплох, сунуть нос в твои тайны. Но тебе помог многолетний шпионский опыт и владение окклюменцией. Дамблдор никогда не был так силен в легилименции, как Вольдеморт.

Через некоторое время, убедившись, что Блэк уже не такой законченный идиот, каким был до Завесы, и что эмоциональное состояние Поттера значительно улучшилось, Дамблдор успокоился.

А Поттер – нет.

Он пришел в твой кабинет однажды вечером, в самом начале учебного года. Пространство в дверном проеме пошло рябью, и мантия-невидимка упала с плеч Поттера к его ногам. Он решительно пересек комнату и склонился над твоим столом, рассыпав стопку домашних заданий.

– Убирайтесь.

Он и ухом не повел.

– Научите меня, – заявил он. – Научите меня всему, что я должен знать.

Ты выгнул бровь.

– Зачем мне это нужно?

– В противном случае, – спокойно сказал он, – я пойду искать Вольдеморта. Прямо сейчас.

Ты отложил перо и откинулся на спинку стула.

– Эта угроза меня уже не пугает, Поттер.

Он ничего не ответил, просто смотрел на тебя. После событий прошлого года он изменился, повзрослел, утратил свое безрассудство, из мальчика превратился в мужчину. В мужчину, знающего, как велики ставки в этой войне.

И ты смел надеяться, что на этот раз все будет по-другому?

– Понедельник и среда, девять вечера, – ответил ты после долгой паузы. – Приходите в своей мантии. И не опаздывайте.

В его глазах вспыхнуло какое-то подобие надежды.

– И еще, Поттер, у меня есть несколько условий.

Он прищурился.

– Несколько слизеринских студентов по моему выбору будут посещать эти частные уроки защиты вместе с вами. И вы будете обращаться ко мне с должным уважением, называть меня или сэром, или профессором Снейпом. Вам ясно?

Поттер выглядел недовольным, но все же медленно кивнул в знак согласия.

– Что-нибудь еще... сэр? – спросил он с оттенком былого нахальства.

– Нет, – сказал ты, когда он уже повернулся, чтобы идти. – Но я предупреждаю вас. Вы будете тренироваться. Каждую ночь. Вы будете делать все, что я вам скажу. Вы не станете тратить зря мое время.

– Не стану. Клянусь, – пообещал он, надел свою мантию и исчез.

К его чести, он не разочаровал тебя.

Если бы разочаровал, все могло бы закончиться еще хуже. Вольдеморт не был бы повержен. Поттер бы наверняка погиб, а не только подвергнут пыткам. И ты, конечно, не стоял бы здесь: сжимая дверную ручку, готовый к встрече с демоном, здоровый пусть не душой, но хотя бы телом.

 Отправлено: 11.07.06 14:19. Заголовок: Re:

3.

“Подземелье” редко использовалось в последние несколько лет: Он и Его соратники были очень дотошными. Но время от времени Его ищейкам удавалось отыскать новые улики по “незаконченным делам”, или Шаклболт передавал “залог доброй воли и взаимопонимания”.

Что-то вроде святочного подарка, как в этот раз.

Люциус сидит на деревянной скамье, словно на троне.

– Ну и ну. Подстилка Гарри Поттера.

Ты с усмешкой прислоняешься плечом к двери. Когда-то ехидное замечание Люциуса привело бы тебя в ярость. Сейчас же подобные эпитеты... смешны. Твои отношения с Ним куда сложнее.

– А это некогда могущественный Люциус Малфой. Одетый в рванье и прикованный к стене. Без палочки, как я вижу. Вынужденный ограничиваться безобидными детскими дразнилками.

Люциус кривит губы, а затем кивает:

– Туше*, дружище.

Ты фыркаешь: дружище, как же!

– Я ожидал от тебя большего, Люциус. Где же твое хваленое чувство самосохранения? Ты мог бы до конца своих дней шататься по казино в Монте-Карло, дегустировать вина в Тоскане, наслаждаться ночной жизнью Буэнос-Айреса. И вот, я нахожу тебя здесь, в моем доме.

– В твоем доме, Северус? – усмехается он. – Скорее уж, в доме Поттера. Ты сохранил свои иллюзии, как я вижу, вместе с этим хриплым карканьем вместо голоса.

Ты с трудом выдавливаешь улыбку, несмотря на жестокое напоминание о прошлом, о его последствиях и о роли, которую он сыграл. Здесь ты хозяин, и, хотя Люциус пока этого не понимает, ему придется выбирать одно из двух: торговаться или сдаться.

– Твои шпионы плохо информированы, Люциус. В документах на право собственности указана не только Его фамилия, но и моя, и любой министерский чиновник подтвердит тебе это. Я смотрю, твоих денег уже не хватает, чтобы купить достоверную информацию?

Он поджимает губы. Естественно, он не знал. Тебе не терпится увидеть, как же теперь изменится его стратегия.

Как ты и ожидал, он пока еще продолжает сыпать оскорблениями.

– Тебе ли говорить о деньгах или о власти, дорогой друг? Бывший учитель с двумя галеонами за душой, шлюха Вольдеморта, а затем – Дамблдора. Наверняка Поттер хорошо тебе платит, чтобы ты ложился и под него. Хотя понять не могу, зачем ему сломанная игрушка?

От слова “сломанный” у тебя мутится рассудок, но ты заставляешь себя возразить:

– Тебе не хватает воображения, Люциус, не хватает умения видеть не только внешнее. Это всегда было твоим главнейшим недостатком. Поэтому ты продолжал служить Вольдеморту, когда это уже утратило всякий смысл. Поэтому ты не последовал советам жены и сына. Поэтому ты оказался здесь, прикованный к стене, словно обычный преступник. – Ты ненадолго замолкаешь, прежде чем нанести окончательный удар. – Поэтому, Люциус, несмотря на твои деньги, на твою коллекцию магических артефактов, и на все твои десятилетние попытки дорваться до власти, ты навсегда останешься только соринкой в глазу. Упрямым выводком садовых гномов. Раздражающей колонией докси.

Люциус машет рукой.

– И это говорит человек, лижущий жопу Поттеру? Умеешь ты вжиться в роль, да? А ведь когда-то у тебя были собственные блестящие планы, Северус. Я это помню. Зелья, черная магия, исследования. А теперь ты жмешься к Поттеру, словно ворон с перебитыми крыльями. Знаешь, Северус, – говорит он, поднимая руки, и под его потрепанными манжетами видны наручники, – цепи цепям рознь. Я скорее умру, чему уподоблюсь тебе. Отдаться победителю, словно военный трофей, слишком уж унизительно.

Он, правда, так считает?

Когда-то ты тоже так думал. Когда лежал, истекая кровью, на холодных камнях и мечтал о смерти. И когда глядел в растрескавшийся потолок палаты в Святом Мунго... палаты для безнадежных.

Но потом пришел Он.

Его голос был тихим и не испугал тебя. Его прикосновение было нежным, и ты не вздрогнул. Он не просил разговаривать с ним, а только стоять рядом, прогуливаться или сидеть возле Него и слушать Его печальные рассказы. Или обнимать Его в самые беспросветные ночные часы. Пускай тебе не удалось спасти Его и тех, кого Он любил раньше, но Он оказался сильнее, Он помогал тебе преодолевать твои страхи. Он сделал все, чтобы исцелить твой рассудок. И однажды в залитом солнцем саду Он показал тебе лоток с лучшими палочками Олливандера. Чтобы найти замену той палочке, которую сломал Вольдеморт, ломая тебя.

– Ну же, Северус, – сказал Он. – Выбирай.

Конечно, это палочка выбрала тебя, но в тот миг и во все последующие ты выбрал и продолжал выбирать Его.

– Он позволил тебе уйти, Люциус, – тихо говоришь ты. – Он не преследовал тебя, хотя и мог. – Потому что ты просил Его об этом, и в память о твоем крестнике, Его первом любовнике. – Но ведь министра Шаклболта не заставишь смотреть сквозь пальцы, не так ли? Особенно когда тебя поймали на месте преступления – в постели с его агентом, работающим под прикрытием.

Люциус молчит, но его гнев не нуждается в словах. Ему неприятно напоминание о том, что он так легко попался. И осознание факта, что он уже не способен уязвить тебя или манипулировать тобой.

Ты продолжаешь наступление.

– Кто бы мог догадаться, что владелица этого французского заведения окажется такой... неосмотрительной? – тихо говоришь ты. – Что твоих денег ей будет мало? Что французский министр наконец-то предпочтет сотрудничать с британским магическим сообществом в делах, подобных этому? – Ты идешь к Люциусу нарочито плавной походкой; пусть Вольдеморт отнял у тебя голос и рассудок, но изящество движений, которое ты так упорно вырабатывал, осталось при тебе. – Кто бы мог догадаться, что корпорация “Феникс” разработает эффективное средство от любых заклинаний и зелий забвения?

– Твоя работа? – лениво спрашивает Люциус, но он весь дрожит от напряжения. Цепь позвякивает о стену. Ты замечаешь это. Вся его стратегия летит к чертям. Очень скоро он бросится в свою последнюю атаку.

И ты с удовольствием увидишь, как его атака захлебнется.

– Тебе не следовало высовываться, Люциус. Тебе надо было бежать еще дальше, прятаться еще лучше. И держать в узде свою тягу к жестокости и извращениям.

Люциус медленно поднимается и делает шаг вперед, насколько позволяет ему цепь.

– Наверное, надо было, – отвечает он со злой улыбкой. – Но он был таким очаровательным, Северус. И так красиво страдал. Нож прикасался к его сливочной коже, словно поцелуи любовника. Его крики звучали, как музыка. Он был почти так же хорош, как ты, мой друг.

Слова падают, одно за другим, в разделяющее вас пространство.

Прошли десятилетия с тех пор, как ты впервые встретил Люциуса Малфоя, а он одарил добрым словом неуклюжего первокурсника, не знавшего, что такое доброта. С тех пор, как он прислал тебе редкую книгу по черной магии, которую ты проглотил с той же жадностью, с которой другие дети поглощают конфеты. С тех ночей, которые ты и сейчас... черт бы тебя побрал!... вспоминаешь с нежностью, ночей, когда он учил тебя запретным удовольствиям однополой любви.

Прошли годы с того дня, когда он привел тебя к Вольдеморту, когда, уже позже, ты показал ему свою темную метку и молча наслаждался его одобрением. А еще через несколько лет он узнал о твоем предательстве и наказал тебя за твою дерзость, за то, что ты пошел против них. За то, что спас Гарри Поттера. За то, что обрек их на гибель.

За это время ты многому научился. Ты брал уроки ярости и мести. Ты прошел продвинутый курс отчаяния и веры. И, неожиданно для себя, получил урок дружбы, любви и уважения.

Ты не знаешь, чему научился Люциус за эти годы. Но ясно одно: он не умеет ни сдаваться, ни вести переговоры. Не умеет относиться к тебе с уважением. Но на этот раз ты поможешь ему осознать свою ошибку.

Твое упорное молчание нервирует его. В его глазах ясно читаются мысли: “Разве ты уже не должен испугаться? Или потерять голову от ярости?”

Время идет. Ты не движешься с места. Вопреки его ожиданиям.

Он переминается с ноги на ногу, звенит цепями. Хотя выражение его лица не меняется, ты хорошо его знаешь. Пот выступает у него на лбу, и его зрачки расширяются. От страха.

О да, хищник превратился в жертву!

Люциус первым нарушает молчание.

– Я делал то, что вынужден был сделать, Северус, – говорит он. – Кто-кто, а ты должен меня понимать.

Ты оскаливаешь зубы.

– Ну да, конечно. Я прекрасно тебя понимаю. Шла война. Каждый из нас делал все необходимое, чтобы выжить. Не так ли?

– Да, – слишком быстро отвечает он.

– А то, что ты наслаждался этим, Люциус? Это была невольная реакция, я полагаю?

Он бросается вперед, раня свои запястья о наручники. Ты, словно зачарованный, глядишь на стекающие на пол капли крови. Они пригодились бы при создании многих зелий.

– Лицемер! – кричит он. – А что, по-твоему, я должен был сделать? Бросить ему вызов? Разделить его судьбу? Да, мне это нравилось! Да, ты прекрасно выглядел, когда валялся там весь голый и в крови! И я не стану извиняться за то, что получал удовольствие, хотя и участвовал в этом не по своей воле.

Лицемер? Возможно. Твои руки тоже чистыми не назовешь. Как и Люциус, ты совершал ужасные вещи по приказу Темного Лорда. Но ты никогда не пытал человека, которому клялся в любви; ты никогда не убивал ребенка, никогда не ломал своего друга снова и снова.

– То, что ты делал двенадцать лет назад, не имеет значения, дружище, – равнодушно говоришь ты. – Вопрос в том, что я сделаю с тобой сейчас.

Он дергается.

– Что ты имеешь в виду!

– О да, как мне поступить с тобой? Раздеть, ослепить и затрахать до смерти на этих холодных и жестких камнях? – Ты обходишь его по кругу, с палочкой наготове, вне досягаемости его кулаков; без палочки он на большее не способен. – Или положить конец твоим страданиям быстрым убийственным проклятием? Дать тебе яда, от которого ты будешь умирать очень медленно? Или просто морить тебя голодом и смотреть, как Малфой станет ползать по полу и пресмыкаться ради крошки хлеба и глотка воды? – Теперь твои руки дрожат. Но, хотя твой голос срывается почти на каждом слове, ты безжалостно продолжаешь: – Или мне связать тебя, Люциус, запереть в очень тесном гробу, и закопать тебя глубоко, чтобы ты не слышал ничего, кроме собственных криков, и чтобы только твои страхи и кошмары напоминали тебе о том, что ты все еще человек! Гм, какой богатый выбор, Люциус, так что же мне предпочесть?

Люциус с трудом успокаивает дыхание; его трясет, цепи нестройно позвякивают при каждом движении.

– Ты ничего не выберешь, – говорит он, пытаясь выглядеть спокойным. – Выбирать будет Поттер. И он поступит благоразумно. Я ему нужен живым. Я могу быть ему полезным. Я знаю все о ваших исследованиях. Ему нужны и мои деньги, и мои знания.

Только через несколько долгих секунд тебе удается прогнать своих демонов, и ты больше не видишь на этих камнях его изуродованное мертвое тело.

– Возможно, – соглашаешься ты. Наверное, Он рассердится, если ты убьешь Люциуса прежде, чем Он получит свою долю удовольствия. Но, самое главное, если ты начнешь, то сможешь ли остановиться? Один из осколков твоего рассудка шепчет: “Да”. Но остальные слишком хорошо помнят ласку его ножа, скользящего по твоей коже, боль его магии и твой бесконечный крик. – Между тем, – продолжаешь ты, опустив палочку, – мне уже наскучил этот разговор. И ведь не я один мечтал побеседовать с тобой с тех пор, как ты заглянул погостить.

Ты поворачиваешься и идешь к двери, пропуская поток проклятий мимо ушей.

От взмаха палочки дверь открывается. На пороге дожидаются Буллстроуд и Забини.

Люциус, с окровавленными запястьями, ошеломленно смотрит на них.

– Нет, – слабым голосом говорит он.

Ага. Похоже, он помнит обоих, и это не самые нежные воспоминания.

– Сэр? – в один голос произносят они, и на их лицах появляется одинаковое угрожающее выражение.

Ты улыбаешься.

– Да, мисс Буллстроуд и мистер Забини. Я разрешаю вам возобновить знакомство с мистером Малфоем. Без палочек, без сексуального насилия. Только постарайтесь не портить ему лицо. Я думаю, Поттер это оценит.

Молча, но решительно Забини и Буллстроуд отдают тебе свои палочки и входят в комнату. Ты выходишь, не оглянувшись.

Через секунду дверь захлопывается, раздаются первые звуки ударов, и ты слышишь вопль Люциуса:

– Будь ты проклят, Северус, будь ты проклят!

Крики и звуки ударов и пинков превращаются в монотонный шум. Ты накладываешь заглушающие чары и садишься за стол, чтобы сыграть партию. Муди раздает карты.

Неужели ты видишь одобрение на его изуродованном лице? Как странно.

Но прежде чем ты успеваешь удостовериться, это выражение пропадает.

* * *

Вскоре по лестнице спускается Блэк.

Он очень сильно изменился. У него то же лицо, он так же сильно любит Гарри и так же яростно бросается на его защиту. Но после путешествия за Завесу он стал другим, избавился от некоторых своих особенностей, и вместо них появились новые, гораздо более необычные.

Теперь он истинный провидец. Он властвует над призраками, злыми духами и полтергейстами. Он может бродить по чужим сновидениям, насылать кошмары или безмятежные сны. Он сохраняет сверхъестественное спокойствие в ситуациях, в которых раньше не находил себе места. За его серыми глазами скрываются глубины, неведомые заносчивому, безрассудному мальчишке, которым он был когда-то.

Годы назад, уже выплатив свой долг, именно Блэк отправил Его к тебе, когда ты лежал в госпитале и не мог спать из-за мучивших тебя кошмаров, не мог вынести чужих прикосновений. Теперь Блэк добр к тебе, хотя в его доброте нет жалости, и он, как и ты, носит метку. Это Он настоял, сказав, что не может потерять одного из вас снова.

Его появление в подземелье вызывает маленький переполох. Звучат приветствия, но никто не осмеливается встретиться с ним взглядом. Мало кто из людей хочет, чтобы ему предсказали будущее так откровенно, как в последнее время это делает Сириус Блэк.

У подножия лестницы он останавливается.

– Северус, – говорит он, обращаясь к тебе одному.

Ты встаешь и подходишь к нему. В отличие от остальных, ты не боишься смотреть ему в глаза. Какие бы горести ни несло в себе будущее, ты всегда предпочитаешь знать то, что он может тебе предсказать: знание гораздо менее мучительно, чем догадки.

Этому тебя научил Люциус.

– Когда закончишь с Малфоем, Гарри хочет, чтобы ты отвел его в “Возрождение”.

У тебя что-то сжимается внутри, и на мгновение все плывет перед глазами.

“Возрождение” – это твой дом!

Там вы исполняете желания друг друга – желания, о которых шепчут или шутят, но никогда не говорят в открытую. Это время и пространство, в котором Он разбирает осколки твоего разума и снова соединяет их в единое целое. Где ты соглашаешься снять с себя все покровы, а затем снова стать прежним, чтобы Он мог обуздать свою жажду власти и не соскользнуть во Тьму или в безумие.

Он клялся, что лю... что дорожит тобой. Но может быть... может быть, Люциус прав. И Он... просто устал от своей... сломанной игрушки.

Блэк слегка покачивает головой, словно прочитав твои мысли. А может, чертов ублюдок и вправду их прочитал. Легилимент из него никудышный, но у него есть провидческий дар.

– Воспользуйся камином, – говорит он, и кладет руку тебе на плечо. Его метка резонирует с твоей, прогоняя тревожные мысли. – И не гадай, Северус. Не волнуйся. Сейчас не время грустить.

Не время грустить? Что за чушь!

После его ухода ты сглатываешь желчь, не обращая внимания на пристальные взгляды окружающих. А затем проходишь через зал и открываешь дверь камеры.

– Забини, Буллстроуд, достаточно, – говоришь ты, оценивая кровавое зрелище. – Приведите его в порядок, наденьте на него что-нибудь, ради Мерлина! И выводите. Быстрее.

Какое бы будущее ни предвидел Блэк, задержка ничего не изменит.

________________

* Туше – (от фр. Touche – касание) термин в фехтовании, означающий касание, укол противника. В общении – меткое и точное высказывание, на которое нет возражений.

 Отправлено: 11.07.06 14:20. Заголовок: Re:

4.

Размышления о том, что может произойти, неизбежно приводят тебя к мыслям о том, что было раньше, и о том, как ты дошел до жизни такой: Поттер не единственный потребовал твоего особого внимания в том далеком сентябре.

Драко ворвался в твою личную лабораторию в первый учебный день после отбоя, в состоянии, близком к истерике.

– Северус, пожалуйста, сделай хоть что-нибудь!

Именно в то утро поступила партия лабораторной посуды и ингредиентов для твоих личных запасов. Ты не прекратил распаковываться, но и не стал притворяться, будто не понял его.

– Что конкретно, по-твоему, я должен сделать из того, что еще не было сделано?

Драко посмотрел на тебя, как на ненормального.

– Мы должны вытащить моего отца из Азкабана!

– Правда? – Ты прислонился к столу и смерил мальчишку взглядом. Он вытянулся за лето, но, похоже, умнее не стал. – Ты что, совсем не слушал то, что я сегодня говорил, Драко? Или слушал, но не услышал? – На манер твоей обычной вступительной лекции для первокурсников, ты сочинил особую, весьма многозначительную и очень угрожающую речь для студентов пятого, шестого и седьмого курсов твоего факультета.

– Но ты ведь ничего особенного не сказал, – возразил Драко. – Только очень долго распространялся о том, что такое “истинная храбрость”, и что нужно думать о каких-то загадочных “вещах”, а не полагаться на чужое мнение. И еще о том, что как глава факультета ты поклялся “помогать советом и наставлением всем студентам, которые в этом нуждаются”. – Нахальный мальчишка очень похоже тебя передразнил. – Поэтому я и пришел, и еще потому, что ты мой крестный, черт возьми!

Яйца Мерлина, как змеюка-Люциус умудрился произвести на свет такого бесхитростного и бестолкового наследника!? Распределяющую шляпу наверняка подкупили. Самые хитроумные из студентов прекрасно поняли смысл твоей тщательно сформулированной речи. Но некоторые потом подходили с вопросами, в том числе Забини и Буллстроуд.

– Так я и думал: слушать-то ты слушал, но ничего не понял.

Он открыл было рот, но ты взглядом заставил его заткнуться.

– А тебе не приходило в голову, Драко, что Азкабан сейчас может оказаться для Люциуса самым безопасным местом? – Не говоря уже о том, что для тебя тоже, а может быть, и для самого Драко. – Начинается война, дурачок, и что бы ни говорил твой отец, ее последствия невозможно предугадать.

Мальчишка пришел в ужас.

– Ты... ты говоришь как предатель! А ведь раньше ты был с Темным Лордом!

Он развернулся, словно собираясь броситься обратно в гостиную (еще и с воплями о том, что ты не веришь в победу), но ты успел схватить его за руку.

– Успокойся, придурок, – рявкнул ты, встряхнув его хорошенько, – и послушай меня.

Драко прищурился, и на его лице застыло возмущенное выражение, но вырываться не стал.

Отлично. Может, пока Люциуса нет рядом, ты сумеешь вправить мальчишке мозги. И развеять его дурацкие фантазии о том, как Вольдеморт взойдет на трон под бой барабанов в очищенном от грязнокровок мире.

Может, тебе удастся спасти ему жизнь.

– Темный Лорд обладает могуществом, да. Но менее шестнадцати лет назад волшебный мир считал его практически непобедимым. А затем, – ты умолк, отпустил его руку и отошел на пару шагов, – кое-что случилось.

– Поттер, – буркнул Драко.

– Да, Поттер, – согласился ты и снова замолчал, дожидаясь, пока он справится со злостью и завистью.

Через некоторое время он расслабился.

– Значит, случился Поттер. Ну и что?

– Так что же, Драко? – сказал ты, не сводя с него глаз. – Или членство в инквизиторском отряде Амбридж ничему тебя не научило? – Ты не удержался, чтобы не поджать губы: Амбридж, эта отвратительная, настырная жаба! – Что стало с тобой и твоими товарищами сейчас, когда она... уволена? Сколько врагов ты нажил за прошлый год, когда так легкомысленно злоупотреблял властью, которую дала тебе она.

Драко выпятил подбородок.

– Отец говорит, что волшебник, не имеющий врагов, ничем не лучше маггла с палочкой.

Избавь тебя Мерлин от этих самоуверенных подростков!

– Враги есть у всех, это так, – сказал ты, стараясь не потерять терпение. – Но умный человек выбирает врагов так же тщательно, как и друзей. И только в том случае, когда это необходимо.

Лицемер!

– Что ты будешь делать теперь, когда Амбридж ушла с позором? Как ты собираешься защищаться от твоих врагов, Драко?

– Я ничего не боюсь! – крикнул Драко. Похоже, его гордость была задета: в гостиной только и разговоров было, что о его неудачном приключении в поезде с дружками Поттера. Он сжал палочку. – Я буду драться с каждым, кто скажет мне хоть слово. К тому же, мой отец...

– Твой отец в Азкабане. Он тебе ничем не поможет. – И Нарцисса не поможет, по крайней мере, сейчас: она согласилась не мешать твоим попыткам наставить Драко на путь истинный.

Ты видел, как слова: “Так потому я и прошу, чтобы ты помог мне его освободить!” – уже вертятся на его языке. Но, как ни странно, Драко их не произнес. Он услышал и задумался. Наконец-то.

– Любопытно, как соотношение сил... и судьбы людей... могут измениться в одно мгновение, – пробормотал ты, постукивая пальцем по подбородку. – Когда-то Темный Лорд держал в руке целый мир. А затем? Пшик. А как же те, – ты постучал по левому предплечью, – чья судьба была связана с ним?

Глаза Драко широко распахнулись; это его впечатлило.

– И тогда и сейчас не каждый может сравниться с Люциусом Малфоем, Драко. Лично у тебя нет ни его денег, ни его влияния. – Ни его проницательности. – И, несмотря на все это, он сейчас в Азкабане. Подумай об этом, мальчик, прежде чем идти по его стопам!

Ты решительно шагнул к нему. Он попятился.

– Твой отец сделал своим врагом Альбуса Дамблдора, директора Хогвартса, вновь избранного председателя Уизенгамота и главу Международной конфедерации волшебников. Он и твой враг тоже, Драко?

Ты продолжал идти вперед, пока Драко не вжался в стену рядом с книжным шкафом.

– В младенчестве Гарри Поттер разрушил планы Темного Лорда больше чем на целое десятилетие. В тринадцать лет он вызвал телесного патронуса. В четырнадцать он сопротивлялся заклинанию Imperius, победил трех более опытных волшебников на Тремудром Турнире и остался в живых после поединка с самим Темным Лордом. В пятнадцать лет он вместе с горсткой своих приятелей-недоучек успешно сразился с Темным Лордом в министерстве магии и стал косвенной причиной заключения твоего отца в Азкабан. Ты хочешь, чтобы Поттер был твоим врагом, да? – Ты подождал, пока до Драко дойдет. – В таком случае ты многого добился за последние пять лет своим дурацким кривлянием – “Уизли – наш король!”, “Грязнокровка Грейнджер”, и переодеванием в дементора.

Он побледнел и закусил губу.

– А, теперь ты понимаешь, что это уже не игра, Драко, – заключил ты, понизив голос. – Я сделал свой выбор, но это мой выбор, а не твой. И твой выбор не обязательно должен совпадать с выбором Люциуса, что бы он тебе ни говорил. Тебе нужен мой совет декана и крестного? Так слушай: ты и только ты заплатишь за свое решение, и я предупреждаю, цена может быть очень, очень высока.

Драчливый избалованный ребенок исчез. Теперь на его месте стоял испуганный юноша, который только сейчас разглядел за ослепительным сиянием власти ее кровавый фундамент. И только теперь понял, что никто не сможет и не захочет смягчить последствия его собственного выбора.

Будь проклят Люциус за то, что так оберегал мальчишку!

– Чем тебе придется заплатить, Драко? – безжалостно продолжил ты. – Жизнью любимого человека? Уважением близких и родственников? Твоими деньгами или твоим будущим? Твоей жизнью или твоей душой? Что ты готов отдать? – С каждым вопросом ты подходил к нему все ближе. Теперь вы стояли нос к носу. Он был бледным, как мел, и весь дрожал. – Будешь ли ты хныкать и умолять, когда придет время платить по счетам, или найдешь в себе храбрость сделать то, что должен сделать, в соответствии с твоим выбором?

– Я... я не знаю, – пролепетал он.

– Естественно, ты не знаешь. – Ты резко развернулся и вновь подошел к твоим пузырькам и аккуратно сложенным ингредиентам. – Поэтому я не буду помогать тебе с выбором, – продолжил ты, как будто речь не шла о его жизни. – Ты должен обдумать это сам, Драко. Ты должен забыть о планах твоего отца и принять решение, учитывая свои навыки, склонности, убеждения, и ясно представляя себе границы твоих способностей – вот наилучший путь для тебя.

После долгого молчания Драко спросил:

– Именно это сегодня ты имел в виду, когда говорил о храбрости?

Неожиданно почувствовав себя обессиленным, ты кивнул.

– Да.

– Я думал... я полагал... я не ожидал, что это... я не знал, что это так сложно, – взволнованно пробормотал он.

Последовала еще одна долгая пауза, а затем Драко торжественно произнес:

– Спасибо за совет, профессор Снейп. Я подумаю над вашими словами.

Дверь скрипнула и закрылась; мальчик ушел.

С бешено бьющимся сердцем ты уселся на край стола, стараясь не поддаваться отчаянию.

Он пришел к тебе еще раз через неделю. Ты затаил дыхание.

– Это ведь не значит, что мне и в самом деле должен нравиться Поттер? – спросил он.

Ты медленно выдохнул, а затем улыбнулся.

 Отправлено: 11.07.06 14:20. Заголовок: Re:

5.

Вчетвером вы отправляетесь через камин в зал на пятом этаже. Эта часть здания, где расположены личные комнаты всех жильцов, надежно защищена чарами от посторонних “посетителей”.

Ты первым выходишь из пламени. Забини и Буллстроуд тащат Люциуса, его руки скованы наручниками, подавляющими магические способности. Хотя его одежду починили, почистили, и смысли с него большую часть грязи, на него страшно смотреть.

– Я не в восторге от твоего гостеприимства, Северус, – бормочет он окровавленными, распухшими губами. – Мог бы хотя бы бренди мне предложить.

– Профессор Снейп, Малфой, – поправляет его Буллстроуд, сопровождая свои слова тычком под ребра; Люциус охает. – И не тебе здесь говорить о гостеприимстве.

– Между прочим, – добавляет Забини, ударив Люциуса локтем в живот, – ты тоже был не особенно “гостеприимен” во время моего пребывания в Малфой-Мэнор. – Как и ты, Забини шпионил на Орден. Как и тебя, его пытали ради получения информации и из любви к искусству. Его мать и младшую сестру убили у него на глазах в качестве назидания для потенциальных предателей. – По-моему, с тобой еще неплохо обращаются. Не проклинают, голодом не морят, круциатусом не пытают. Не “экспериментируют”. Ага, пока можно сказать, что ты легко отделался, Малфой.

– Темный Лорд назначал предателям наказания, Забини. С моей стороны в этом не было ничего личного.

Буллстроуд оказалась исключением: когда она была на задании, трое молодых упивающихся схватили ее и изнасиловали по приказу Малфоя. Говорят, он еще и насмехался над ней в процессе “развлечения”: мол, “при такой роже, это для нее единственная возможность потрахаться”. Она бьет Люциуса кулаком в затылок. Звук удара и болезненный стон прокатываются эхом по пустой комнате.

– Заткнись, Малфой, и впредь не возникай. А не то я вырву твой член вместе с яйцами и запихну тебе в горло. И не пачкай кровью ковер, сука.

Люциуса это не убеждает.

– Если тебя так волнует ковер, дала бы Северусу меня вылечить. Ты же сама напортачила, Буллстроуд. Ума в тебе столько же, сколько и красоты. Проще сказать, его и в помине нет.

– Я говорю, заткнись, Малфой, – огрызается Буллстроуд, сопровождая ударом каждое слово.

– Пускай болтает, – бросаешь ты через плечо; пока они не используют палочки, практически любое повреждение можно легко исцелить. – Очень скоро он будет молить о пощаде.

– И ты еще упрекаешь меня в нехватке воображения, – выдавливает Люциус, задыхаясь. Его красивый голос сорван от криков, и тебя это безмерно радует. – В отличие от тебя, Северус, я небесполезен. Если Поттер и впрямь такой сильный волшебник, каким ты его считаешь, если он серьезно относится к своим так называемым исследованиям, он оценит то, что я могу ему предложить.

От его слов у тебя перехватывает дыхание. Но, как и Буллстроуд, Забини заботится не только о твоей физической безопасности.

– На твоем месте я бы придержал язык, Малфой, – усмехается он. – У Поттера хватило сил испепелить твоего жалкого чешуйчатого хозяина. И он не питает к тебе симпатии. Из-за нескольких мертвых Уизли, если не ошибаюсь. И кое-чего еще.

Буллстроуд хохочет; Люциус демонстративно умолкает. Ты снова можешь дышать.

* * *

Рядом с арочным проходом, ведущим в “Возрождение”, Он и Грейнджер о чем-то жарко спорят. Блэк стоит хоть и в стороне, но внутри воздвигнутого Круга молчания. Его неподвижность кажется сверхъестественной; эту раздражающую особенность он приобрел, вернувшись из-за Завесы.

Если бы Люпин был жив, он мог бы сыграть роль сладкоречивого миротворца. Но его нет, так что придется обойтись твоими стараниями. При всей своей назойливости Грейнджер – ценный сотрудник корпорации, и что бы ни ждало тебя в будущем... как бы ни изменилось твое положение в ближайшие часы... Он искренне ее любит. Ее смерть стала бы для Него ударом.

Ты жестом велишь Буллстроуд и Забини остановиться в конце коридора, вне зоны слышимости, и входишь в Круг.

– Гарри, нет! Нет! – восклицает Грейнджер. – Ты же не такой.

– Не какой?

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Гарри Поттер. Не делай этого. Не опускайся до его уровня. Отдай его Кингсли, и пусть его судят по справедливости.

– По справедливости, – повторяет Он, повернувшись к тебе. Он на мгновение встречается с тобой взглядом, но не улыбается...

У тебя сжимается сердце.

...и смотрит мимо тебя на Люциуса, а затем начинает смеяться. От этого смеха у тебя волосы встают дыбом.

– Ты совершенно права, Гермиона, – отвечает Он, – давай позаботимся о том, чтобы серийный убица и садист Малфой получил свое “справедливое возмездие”.

– Гарри...

– Этот представление бессмысленно, мисс Грейнджер, – говоришь ты. – Особенно если учесть, что сегодня утром Малфоя доставили сюда ауроры, подчиняющиеся непосредственно министру Шаклболту.

Молчание внутри Круга кажется ошеломляющим. Какой бы умной ведьмой ни была Грейнджер, слишком часто она не видит того, чего не хочет видеть.

– Нет, – еле слышно шепчет она. – Нет, он не мог так поступить. Я же его просила...

– Ты просила его? Просила о чем, Гермиона? – Он сжимает кулаки. Метка гудит от Его ярости и обиды.

На ее лице появляется выражение ослиного упрямства.

– Кто-то ведь должен был это сделать, Гарри. Ни один из твоих “советников”, – она бросает уничтожающий взгляд на тебя и Блэка, – даже не попытался тебя остановить.

– Остановить меня? Кто бы говорил! Сколько раз ты, маленькая мисс “Нельзя нарушать правила”, лгала, жульничала или крала, когда мы учились в школе? Как насчет Скитер, Амбридж и Филча? Сколько преступлений ты совершила, пока работала на Дамблдора? На твоих руках столько же крови, как и у любого из нас, так что не делай вид, будто ты выше всего этого!

– Это же ради всеобщего блага, Гарри, а не дурацкой мести!

– Дурацкой мести? – тихо повторяет Он, и ты чувствуешь, как мурашки бегут у тебя по спине. – Спроси у Молли, считает ли она мои представления о справедливости “дурацкими”. – Грейнджер судорожно сглатывает. – Спроси у МакГонагалл. Спроси у Сириуса, – Он повышает голос. Грейнджер бледнеет. – Спроси у Северуса, Гермиона, если ты все еще сомневаешься. Спроси у него, что он думает о моей справедливости!

Грейнджер старается не смотреть в твою сторону. Она ценит твой опыт и твои знания, но никогда не одобряла твоего присутствия в Его доме. И роли, которую ты исполняешь, заботясь о Нем.

– Цель не всегда оправдывает средства, Гарри, – возражает она. – Я узнала это на горьком опыте.

Ну да, узнала; Минерва так ее и не простила.

– И что из этого? Как мне с ним поступить, о, моя мудрая и всезнающая подруга и советчица? Ты не забыла, что дементоров больше нет? Ты хочешь, чтобы я задал ему пару вопросов, без веритасерума или пыток, естественно, а затем отправил его в уютную тюремную камеру с трехразовым питанием на несколько лет? И это ты считаешь справедливым наказанием за все, что он сделал? Или, по-твоему, я должен его помиловать? И пусть рассказывает детишкам о том, как опасно следовать за безумными злыми волшебниками, помешанными на мировом господстве и геноциде!

– Черт возьми, Гарри, ты же должен понимать, что я не это имела в виду!

Но ты знаешь Грейнджер; и она имела в виду именно это.

– Все дело в тебе, – настойчиво продолжает она. – Мы все видим, как ты теряешь себя, и никто даже пальцем не пошевелит, чтобы этому помешать. Это именно то, чего боялся Дамблдор.

У тебя все сжимается внутри: покойного директора Хогвартса лучше не упоминать в Его присутствии.

Его смех звучит угрожающе.

– По-твоему, меня колышет, что бы подумал обо мне этот лживый ублюдок? Вольдеморта убил я, а не он. Я сделал это, несмотря на пророчество. Я выжил, Гермиона, хотя он считал, что по-настоящему я жил только в детстве, и поэтому через восемнадцать лет меня можно послать на смерть ради спасения мира.

Блэк шевелится, и Грейнджер явно становится не по себе.

Да, это чистая правда, Он должен был погибнуть вместе с Вольдемортом, их жизни были связаны. Но тогда и Сириус Блэк должен был остаться в царстве мертвых.

В пророчестве Трелони не было ни слова о кошмарной армии мстительных мертвецов под предводительством Блэка, которая во второй раз переломила ход войны. И никто не ожидал, что Блэк разорвет связь между Ним и Вольдемортом и выступит против самой Смерти, чтобы сохранить жизнь своему крестному сыну. Смерть забрала Лили и Джеймса из-за его ошибки, и Блэк наотрез отказался отдать Смерти и Его тоже.

Грейнджер пробует нажать на другую кнопку, и тебе становится трудно дышать.

– Говорят, что Люциус Малфой – самая видная фигура среди тех, кто еще сочувствует политическому курсу Вольдеморта. Ты хочешь сделать из него мученика?

Его голос становится жестче.

– Я хочу, чтобы он заплатил, Гермиона. Он убил моего... он убил Рона. И Билла, и Джорджа, и Артура. И Драко. И Виктора тоже. Или ты уже успела все это забыть?

Они прожигают друг друга взглядами, но затем Грейнджер уступает.

– Я ничего не забываю, Гарри. Делай, что хочешь. – Она не пытается скрыть ни своей злости, ни своего отвращения. – Ты же все равно поступишь по-своему. Как всегда. – Ее глаза сужаются. – Но это последняя капля. На этот раз я умываю руки. Я не хочу больше тебя видеть. Всех вас, – кричит она, окидывая взглядом вас с Блэком. – Я ухожу. – И взмахом палочки Грейнджер уничтожает Круг.

Хотя гневное выражение Его лица не меняется, метка пульсирует такой душевной болью, что у тебя замирает сердце.

– Давайте не будем спешить, мисс Грейнджер, – говоришь ты, хватая ее за руку, когда она уже разворачивается, чтобы уйти. – Ведь мы даже не знаем, что Поттер подразумевает под “справедливостью”, не так ли?

Она глядит на тебя, разинув рот. Блэк молчит, но его губы изгибаются в улыбке. Метка излучает тревогу и некоторое облегчение.

Грейнджер выдергивает руку и огрызается:

– Если вы не можете догадаться, что у него на уме, значит, вы растеряли последние остатки рассудка.

Ты пожимаешь плечами: правда не может ранить. Почти.

– Гермиона...

Она вскидывает руку.

– Хорошо, Гарри, хорошо. Я никуда не уйду. Но я не позволю, чтобы все это зашло еще дальше. Я и так слишком долго молчала, – Грейнджер глядит на тебя с ненавистью. – Любому терпению приходит конец. И я еще поговорю с Кингсли. Даже не представляю, о чем он вообще думает! – Она сжимает кулаки и решительно направляется к камину, нарочно задев Буллстроуд и взглянув на Малфоя с таким видом, словно ей хочется в него плюнуть. Или испепелить на месте.

Люциус ржет. У Буллстроуд явно руки чешутся прибить Грейнджер, но она с трудом сдерживается; соратники – еще не значит, друзья. Забини вопросительно смотрит на тебя, и ты жестом велишь ему ничего не предпринимать.

– Неплохо, – невозмутимо замечает Блэк.

Поттер окидывает Блэка сердитым взглядом.

– А ты бы лучше сказал что-нибудь, чем стоять столбом.

– На фига?

– Особенно когда ты уже знаешь о Его планах и о том, к чему они приведут, да, Блэк? – кислым тоном говоришь ты. Блэк-провидец может быть таким же раздражающе загадочным, как Дамблдор.

Похоже, Его тоже бесит самодовольный вид Блэка.

– Ты не можешь знать то, что я еще не решил. – Он бросает взгляд на Буллстроуд и Забини, прижимающих Люциуса к стене, и поджимает губы.

– Ты уже решил, Гарри, – возражает Блэк. – И Гермиона будет довольна твоим решением.

– Правда? – ухмыляешься ты. – Значит, мисс Грейнджер можно смело пожелать счастливого Рождества.

Блэк смеется.

– И тебе тоже, Северус.

Слова Блэка могли бы тебя успокоить: его предсказания обычно сбываются. Но Его не оборвавшаяся жизнь доказывает, что ни одно пророчество не является стопроцентной гарантией.

– Хватит, – говорит Он. – Северус, приведи ко мне Малфоя. Я должен с ним кое-что обсудить.

С нехорошим предчувствием ты даешь знак Буллстроуд и Забини. Они тащат Малфоя, который шумно возмущается и кричит, что может идти сам.

– Ну и ну, Поттер, – заявляет Люциус. – Я вижу, не все твои собачки так хорошо выдрессированы, как Блэк со Снейпом.

Он поднимает палочку. В коридоре становится темнее, и пространство между Ним и Люциусом пронизывают искры магической энергии. Люциус бледнеет.

– Придержал бы ты язык, Люциус, – ехидно говоришь ты. – Ты уже пленник. Хочешь, чтобы на тебя надели ошейник, или занялись твоей дрессировкой, прежде чем ты сможешь убедить мистера Поттера в своей “ценности”?

Блэк ухмыляется; странно.

Люциус открывает рот, чтобы возразить, но Он опережает его, махнув палочкой в сторону арки. Пространство под ней идет рябью, но остается непрозрачным, и ты не можешь видеть, как Он изменил обстановку в расположенной за аркой комнате.

– Вперед, – приказывает Он Люциусу.

После мгновенного замешательства Малфой подчиняется.

– Позже я пришлю за тобой, – обращается Он к тебе, и входит в комнату вслед за Люциусом.

Ты намерен дожидаться Его зова в коридоре, но Блэк качает головой.

– Я буду рядом, чтобы с Гарри ничего не случилось, – говорит он. Как будто Люциус может представлять угрозу для волшебника Его калибра. – Иди и отдохни, Северус. Тебе понадобятся силы.

Двусмысленность, многозначность, намек, предупреждение или обещание? Будь они прокляты, эти провидцы, которые никогда ничего не скажут в открытую!

Ты с трудом отводишь взгляд от арки и уходишь по коридору. С достоинством, конечно, потому что твоя надежда... и рассудок... не покидают тебя с каждым шагом.

Нет, вовсе нет.

* * *

Слишком взвинченный, чтобы вернуться в лабораторию, ты идешь в свои комнаты в южном крыле.

Буллстроуд и Забини подавлены твоим молчанием.

– Сэр, – обращается к тебе Буллстроуд, – что вы хотите от нас, что мы должны для вас сделать?

– Вам нет необходимости ждать. Это крыло неприступно, – отвечаешь ты с фальшивым спокойствием. – Можете идти и провести остаток дня в свое удовольствие. Блез, я не сомневаюсь, что мистер Смит будет рад твоему обществу. И Миллисента, – ты указываешь на ее окровавленные пальцы, – тебе нужно позаботиться о руке. У Малфоя на удивление твердая голова. – Она выдавливает улыбку. – Завтра утром я буду ждать вас в обычное время.

Прежде чем ты успеваешь закрыть дверь, они обмениваются выразительными взглядами. Наверняка будут дожидаться снаружи, когда Он тебя позовет.

Их преданность все еще тебя удивляет.

В лучшие времена они делились с тобой своими ночными страхами, а ты говорил им правду и заставлял их думать. В самые темные времена все, что ты мог, это просто быть рядом: дать зелье, облегчающее боль, быть молчаливым свидетелем их страданий, на мгновение прикоснуться рукой, чтобы дать им понять, что они не одни... что их не бросили... даже в разгар пыток.

Ты ничего не обещал, ты мог дать очень слабое утешение, и все же они готовы умереть за тебя... и слишком многие умерли за тебя... потому что ни один истинный Змееныш не станет жить или умирать ради такой абстрактной вещи как благое дело.

Ты снова думаешь о Нем, и хотя твое горло сжимается, на губах появляется улыбка: как и они, ты не являешься исключением из этого правила.

* * *

Вечернее солнце потоком вливается в застекленную дверь твоей гостиной, окрашивая комнату в красно-золотые тона – цвета Гриффиндора. Директору МакГонагалл бы это понравилось.

После победы в войне, через много месяцев после “пребывания в гостях” у Темного Лорда (и у Беллатрикс с Люциусом) и выписки из Святого Мунго Минерва предложила тебе вернуться к преподаванию.

– Слишком много семей оказались расколоты, и студентам, как никогда раньше, нужен наставник, Северус, – сказала она. – Особенно слизеринцам. Ты для них – образец для подражания, герой. И, как бы ни жаловались на тебя студенты, ты хороший учитель. Я буду рада, если ты поможешь мне в восстановлении Хогвартса. Нам многое предстоит сделать.

Но в подземельях слишком темно, потолки слишком низкие, в коридорах звучат призрачные голоса студентов, которых ты не смог спасти. Здесь ты не можешь позаботиться даже о себе, не говоря уже о здоровье и душевном благополучии травмированных детей.

Она настаивала. Мог ты или не мог, но ты бы уступил... и потерпел поражение... Но тут вмешался Он, и Минерва оставила тебя в покое. Вместо Хогвартса Он привез тебя сюда, дал тебе лабораторию, ассистентов, цель исследований, дружеское общение и дом. Он дал тебе эти просторные, светлые комнаты с окнами, выходящими на юг, где ты мог спокойно засыпать и просыпаться, и ничто не напоминало тебе о захоронении заживо.

И ты ни разу не задумывался о том, что ты будешь делать, если Он изменит свое решение.

Под твоим окном дети играют в снегу. Сироты, маленькие оборотни, магглорожденные, взятые из приютов, и просто дети, брошенные родителями в хаосе войны. Иногда они досаждают тебе, как это свойственно детям, выпрашивают конфеты или требуют сказок. Малыши обычно просят, чтобы ты показал им какое-нибудь волшебство, старшие хотят показать, чему научились. Но ты все равно будешь скучать по ним; ведь это живое свидетельство того, что все твои жертвы... все эти смерти... были не напрасны.

Ты бьешь ладонью по оконной раме.

– Хватит, Северус, хватит!

А потом отправляешься готовить ванну.

Какая бы судьба ни ожидала тебя, ты встретишь ее чистым, в лучшей одежде, а не воняющим серой и драконьей кровью.

 Отправлено: 11.07.06 14:21. Заголовок: Re:

6.

Целый год после поражения в министерстве Вольдеморт не предпринимал активных действий: разрабатывал новую стратегию, вытаскивал пожирателей смерти из Азкабана, восстанавливал старые связи и копил силы.

Ты оставался в Хогвартсе в качестве двойного агента. Дамблдор утверждал, что полностью тебе доверяет, но Вольдеморт, конечно, не доверял. Честно говоря, Темный Лорд не доверял никому; получив тело, он превратился в настоящего параноика, был одержим Поттером и становился все более непредсказуемым.

Помня о возможности катастрофы, ты осторожно скармливал Вольдеморту и Дамблдору ту часть информации, которая была необходима для сохранения равновесия с наименьшими последствиями для обеих сторон. Ты выгадывал время, давая Поттеру возможность набраться сил и избавить Волшебный Мир от Темного Лорда раз и навсегда. И умереть при этом, конечно.

Каждый из них погибнет от руки другого, ибо ни один не сможет жить, пока живет другой.*

Это открытие стало для тебя неприятным потрясением; ты вырвал полный текст пророчества из мыслей Поттера во время одного из самых сложных уроков окклюменции.

Поттер, естественно, был очень обижен и зол.

– Старый козел мог бы давно уже мне все рассказать, – проворчал он в адрес Дамблдора. – И вся эта чушь, усыновление, Дурсли, василиск, Седрик, квиддич, Wingardium Leviosa, подготовка к С.О.В.ам, зачем? Убью я Вольдеморта или нет, но все равно погибну.

– Помните, Поттер, у вас есть преимущество: в пророчестве говорится, что вы владеете силой, о которой не знает Темный Лорд.

– Эта “сила”... защита, которую дала мне моя мать... она исчезла, профессор, вы же помните? Вольдеморт забрал ее у меня вместе с моей кровью два года назад.

– Может, да, а может, и нет. Возможно, речь идет о чем-то другом.

Его лицо помрачнело.

– И вы туда же. Как будто мало мне Дамблдор мозги пудрил про эту силу любви. Вы никогда не лгали мне раньше, так что лучше не начинайте.

Пора было сменить тему.

– Ладно, не буду, – сказал ты, а затем поднял палочку и воскликнул: – Legilimens!

* * *

Отлученный от квиддича, Поттер с головой ушел в занятия. Наконец-то обретя правильную мотивацию, он проявил на удивление высокие способности к окклюменции. Кроме этого, ты обучил его всем малоизвестным светлым, темным и черным проклятиям и заклинаниям, которые только знал; он впитывал знания, как змея, греющаяся на камне, впитывает солнечный свет.

Люпин утверждал, что у Поттера есть особый талант к защитной и боевой магии. Хорошо, что оборотень был не склонен к преувеличениям. А еще лучше, что Поттер не стеснялся бить первым тех, кто, по его мнению, “этого заслуживает”. Темный Лорд и его прихлебатели определенно попадали в эту категорию.

– Простым нахрапом, Поттер, вы добьетесь только того, что вас убьют. Вы должны научиться хитрить и лгать, использовать подлые приемы, забыть о колебаниях и жалости. Уверяю вас, ни Темный Лорд, ни его последователи, не станут играть по правилам.

– Тогда повторите это еще раз, профессор, – говорил он, с трудом поднимаясь после того, как ты ударил его заклинанием о стену, о стол, книжный шкаф, или даже о потолок Выручай-Комнаты. – Повторите еще раз. Я научусь. И если я умру, то заберу с собой как можно больше врагов.

В устах Поттера эта напыщенная тирада звучала по меньшей мере странно. Ты понял, в чем дело, однажды ночью, когда залечивал его самые серьезные порезы и синяки.

– Сириус погиб из-за меня, – сказал он. – Больше никто не погибнет по моей вине. Ни один человек.

“Ох, Поттер, – хотелось тебе сказать, – не зарекайся, ведь это война”. Вместо этого ты выгнул бровь.

– Правда? А мне казалось, что я единственный виноват в безвременной кончине вашего крестного.

– Мне тоже так казалось, – усталым голосом ответил он. – А потом я повзрослел. Но мы теряем время. Уже почти полночь. Покажите, пожалуйста, еще раз.

Ты оказал ему эту услугу в ту ночь и во многие другие ночи.

Наверное, поэтому ты поднялся со своей койки в Госпитале Святого Мунго и последовал за ним в Тэйнтон-Холл, графство Глостершир – с годами оказание услуг Гарри Поттеру стало для тебя чем-то вроде приятной привычки.

Возможно, несмотря на дом, который по документам является твоей собственностью, несмотря на проведенные вместе дни и ночи, Он просто привык, что ты Ему угождаешь, и все ваши отношения сводятся только к этому.

* * *

По ночам после каждого урока тебе приходилось выслушивать жалобы твоих учеников на грубое поведение Поттера во время тренировок по защите.

– Считайте это напоминанием о том, что вам придется испытать, если вы хотя бы раз собьетесь с пути, – говорил ты. После этого они умолкали, все кроме Драко. Он жаловался громче всех.

– Он постоянно на меня наезжает, Северус, – сказал он однажды ночью, когда ты лечил его сломанное запястье. – Придирается, придирается, придирается. Что бы я ни сделал или сказал, все не так. А потом он бьет меня об стену!

– А может, ты нравишься Поттеру, – усмехнулся ты, ожидая услышать бурю протестов.

Вместо этого Драко покраснел и отвел взгляд.

Ты чуть не застонал вслух. Дамблдор с тебя голову снимет; ты единственный гомосексуалист среди персонала, так что есть кого обвинить в совращении невинных детей.

– Драко, ты идиот.

Драко ощетинился, как еж.

– Но ведь с Уизли ему ничего не светит, правда?

Несмотря на грубоватое обаяние Поттера, его харизму и энергию, Уизли оставался натуралом до мозга костей; в этом Драко не ошибался, независимо от того, был ли у него хоть малейший шанс завоевать Поттера.

– А я-то думал, что ты его презираешь.

– Чтобы трахать парня, необязательно его любить, – не слишком убедительно хмыкнул Драко.

Ты нахмурился.

– Послушай меня, Драко. Избегай сильных чувств. Они принесут тебе одни неприятности, они могут затуманить твой разум и сделать тебя марионеткой в чужих руках.

Он окинул тебя долгим оценивающим взглядом.

– Ты это по опыту знаешь, да?

* * *

Дамблдор знал об уроках, но обычно ограничивался простым вопросом:

– Ну и как проходит обучение?

– Ваше оружие еще не готово, Альбус, – отвечал ты, – его еще нужно закалить и заточить.

Он хмурился.

– Гарри – не “оружие”, Северус.

Лжец.

– И, судя по донесениям наших агентов и твоим сообщениям о действиях Тома, времени у нас мало.

– В таком случае найдите способ выгадать время, – возражал ты, – или потребуйте у Блэка более точное пророчество. Иначе мы проиграем.

Но к середине Поттеровского седьмого курса время истекло, и не тебе было суждено завершить обучение Поттера.

Эту задачу осуществил Темный Лорд.

________________

* Фразу “Either must die at the hand of the other...” можно перевести двояко. Либо: “Один из них погибнет от руки другого...”, либо: “Каждый из них погибнет от руки другого...”

 Отправлено: 11.07.06 14:21. Заголовок: Re:

7.

Час, проведенный в ванне, не избавил тебя от тревоги и не помог изгнать воспоминания. Расчесывание тоже не помогло; Он любит... любил делать это сам.

Это необычная и слишком уж интимная услуга (особенно если вспомнить, какими сложными были когда-то ваши отношения), но Он говорит, что Его это успокаивает. И ты тоже к этому пристрастился. Тихие утренние часы, когда ты сидишь перед Ним по-турецки, опустив голову, а Он проводит расческой по твоим волосам, напоминают тебе о том, какой огромный путь вы проделали. Каждый распутанный узел символизирует одно из препятствий, которые вы преодолели, чтобы достичь этой редкой гармонии; гладкое скольжение расчески убеждает в том, что хотя перемены неизбежны, некоторые из них бывают к лучшему.

Вы с Ним не могли быть вместе.

Он был сыном человека, которого ты презирал. Ты был воплощением жестокости и несправедливости, уродства и непримиримой прямоты. Во время вечерних занятий вы выплескивали друг на друга свою ярость и отчаяние – наследие горького прошлого – посредством едких слов и калечащих заклинаний. По ночам вы вторгались в мысли друг друга, вытаскивая наружу старые обиды и унижения, затаенные страхи и самые заветные мечты. По идее, после этого вы должны были возненавидеть друг друга еще сильнее.

И все же эти действия, предназначенные для того, чтобы наносить вред (и они, конечно, его наносили), обладали любопытным и мощным побочным эффектом: они постепенно превращали презрение в сочувствие, ярость в уважение, обиду в понимание.

Впервые вы поняли, что что-то изменилось, однажды ночью, когда сидели рядом на холодном каменном полу, прислонившись к стене и тяжело дыша.

– Знаете, профессор, – сказал Поттер, откинув волосы со вспотевшего лба, – если хорошенько подумать, мы не настолько уж отличаемся друг от друга, вы и я.

Во время учебной дуэли твой рукав разорвался. Темная метка на предплечьи горела огнем. Ты подумал о том, что тебе пришлось испытать, об обидах, которые ты ему нанес, о том, что прочел в его и в своих мыслях. Два озлобленных и покрытых шрамами волшебника, впадающие то в ярость, то в отчаяние, и ревностно охраняющие постыдную тайну, спрятанную в самой глубине души – надежду.

– Хм. Если все подытожить и отбросить разницу в возрасте и внешности, то да, в нас больше сходства, чем различий, мистер Поттер, – согласился ты, наклонив голову, чтобы взглянуть на него.

Он слегка подрос за прошедший год, его плечи стали шире, а голос глубже. На щеках появилась щетина, а пальцы были длинными и изящными. Ты не должен был обращать внимания на эти изменения в его облике, если только они не могли повлиять на процесс обучения.

– Тогда уж называйте меня по имени, – серьезным тоном предложил он.

Ты сдержал смех: родной сын Джеймса Поттера проявил уважение и понимание! Какие из твоих ошибок, решений и причудливых поворотов судьбы могли привести тебя к этому? И, самое главное, что будет дальше?

Ответ на его предложение мог быть только один.

– В таком случае, Гарри, можешь называть меня Северусом.

Поттер посмотрел на тебя и кивнул с таким видом, словно ты подвердил что-то давно ему известное.

– Хорошо, – сказал он, – спасибо, сэр. То есть, Северус. Я согласен. А теперь, может, мы еще раз попробуем отработать то последнее проклятие?

Ты поднялся на ноги и протянул ему руку.

– Я готов.

Он улыбнулся и пожал твою ладонь...

Когда, наконец, ты возвращаешься в настоящее, дневной свет уже погас, и спальня наполнена фиолетовыми и синими тенями. Ты со вздохом прикасаешься к лежащей на коленях расческе: вот еще одна вещь, по которой ты будешь скучать, когда тебе придется уйти.

 Отправлено: 11.07.06 14:21. Заголовок: Re:

8.

Возвращение Блэка и его растущий талант провидца хранились в строжайшей тайне. Так же как и его зловещий интерес к смерти, и способность вызывать мертвецов. Это умение начало проявляться спустя несколько месяцев после появления Блэка из-за Завесы.

Хотя Вольдеморт часто пытался проникнуть в рассудок Поттера, об этих фактах он не узнал: Поттер быстро добился успехов в окклюменции, и легилименция с большого расстояния стала неэффективной. Кроме того, под предлогом обеспечения безопасности и с полного одобрения министерства и Попечительского совета, Дамблдор ограничил посещения школы родителями и прессой. А твои питомцы все уши родителям прожужжали о том, как Поттер горюет и мучается чувством вины из-за гибели своего крестного.

Напряжение росло, но на протяжении нескольких месяцев деятельность Вольдеморта носила эпизодический характер.

Темная метка поднималась время от времени над некоторыми магазинчиками и домами, которые принадлежали противникам Вольдеморта времен первой войны. Несколько деревушек опустошили дементоры. Несколько магглов были похищены для проведения кровавых ритуалов. Люциус, Долохов, Руквуд и еще несколько пожирателей исчезли из Азкабана, осложнив жизнь тем из твоих учеников, родственники которых были среди заключенных. Несколько организаций, подведомственных министерству, были разгромлены, но в общем итоге трудно было назвать эту деятельность существенной или интенсивной. И все-таки население вооружалось, а министерство отчаянно пыталось преуменьшить нанесенный ущерб.

– Ты ведь предупредишь нас, когда он будет готов к реальным действиям, правда, Северус? – постоянно спрашивал тебя Дамблдор в том году, и взгляд его голубых глаз, несмотря на мягкий тон, был очень пронзительным. Давление его разума на твой – свидетельство беспалочковой легилименции – казалось физически ощутимым.

Кончилось тем, что ты заорал на него:

– Я хочу его смерти так же сильно, как и вы, и вы это прекрасно знаете!

Вольдеморт обещал тебе славу, богатство, победу над твоими врагами и вечную жизнь. Он дал тебе гнетущий страх, унижения, рабскую службу и гибель тех, кого ты любил, включая твоего безрассудного любовника Регула.

– Я ведь вам уже говорил – “ударь и беги”. В этом вся его стратегия на сегодня. Создать атмосферу подозрительности и страха, перессорить друзей и соседей. С помощью мелких инцидентов отвлечь правоохранительные органы от его настоящей цели: устранения Поттера и, если это возможно, и вас тоже. – Остальная часть планов Темного Лорда была известна лишь в общих чертах даже его ближайшим сторонникам.

– В любом случае, Северус, ты должен знать хоть что-то, что нам поможет. Возможно, если мы еще раз просмотрим последние две встречи в думоотводе...

Ты в раздражении всплеснул руками.

– Что вы от меня хотите, Альбус? Он разбил на части свой внутренний круг и распределяет информацию между нами. Он встречается или с каждым из нас по отдельности, или с мелкими группами, чтобы мы не знали о планах друг друга. Вам известно то же, что и мне. – И, надо признаться, не так уж много.

– Сейчас все не так, как раньше, да? – устало сказал Дамблдор.

И тогда ты понял, что, несмотря на все свое могущество, Дамблдор был старым, слабым. Смертным.

– Почему бы вам не спросить у своего провидца? – поинтересовался ты, удивляясь отсутствию в твоем голосе яда или хотя бы насмешки. – В отличие от Трелони, он не ошибался в своих предсказаниях.

Он вздохнул.

– Я спрашивал. Все, что он может сказать, мы уже знаем. “Приближается тьма, и она угрожает всему, что дорого сердцу”.

Формулировка показалась тебе странной; она напомнила тебе совет, который ты дал Драко в начале этого года: избегай сильных чувств.

– Всему, что дорого сердцу, – медленно повторил ты. – Что дорого нашим сердцам, или что дорого его сердцу?

Дамблдор пристально на тебя посмотрел.

– Судя по твоим словам, Вольдеморт не знает о том, что Сириус жив.

Ты ответил яростным взглядом.

– Тогда следующей мишенью станут родственники Гарри.

Так и оказалось.

Летом после поттеровского шестого курса Вернона Дурсля нашли голым и мертвым на квартире известной наркоманки и проститутки; судя по симптомам, с ним произошел сердечный приступ. Его сын, Дадли, получил летальное кровоизлияние в мозг во время регионального турнира по боксу. Перепуганную и убитую горем Петунью сбил на дороге перед кладбищем потерявший управление грузовик. Некоторое время она оставалась в сознании – успела плюнуть Поттеру в лицо, а затем скончалась в больнице. На следующий день дом номер четыре по Привет-Драйв сгорел дотла.

Так род Эвансов прервался, и Поттеру пришлось вернуться в Хогвартс.

Похоже, эти три трагедии не стали для него таким уж сильным ударом.

– Они ненавидели меня, а я их, – пожал он плечами. – Жаль, что они погибли, но все когда-нибудь умирают. Рано или поздно это должно было случиться. Лучше они, чем я.

– Ну и ну, – удивился ты. – А как же твои уверения, что никто больше не погибнет по твоей вине?

Он выпятил подбородок.

– Ну ладно, может, я и впрямь чувствую себя виноватым. Наверное, я... немного запутался в своих чувствах. Но это не значит, что я их любил.

Ты положил руку ему на плечо.

– Мы можем выбирать друзей и любимых, Гарри, но родственников не выбирают.

– И в этом есть какой-то глубокий смысл? Или ты так пытаешься меня утешить? – вскипел он. – Не отвечай, не надо. Лучше сделай что-нибудь полезное и покажи мне контрзаклинание от еще одного проклятия.

Ты подчинился.

Шло время.

Поттер и его сокурсники готовились к экзаменам. Ты шпионил, плел интриги вместе с твоими питомцами, время от времени получал очередной круциатус и пытался обучить недисциплинированных, равнодушных студентов высокому искусству зельеварения. “Случайные” нападения Вольдеморта становились все более частыми и целенаправленными. Его мишенью стали не прошлые, а нынешние противники. Кольцо вокруг Поттера сжималось.

Следующим был Люпин.

Несмотря на предостережения Дамблдора, пророчества Блэка и сведения, которые ты поставлял, Люпин исчез за два дня до полнолуния во время рискованной попытки привлечь на свою сторону стаю оборотней.

Через неделю его еще теплое тело нашли у дверей Хогвартса; смерть его была не из легких.

Трое второкурсниц, которые увидели его первыми, бились в истерике, пока им не дали успокоительное. Поттер, узнавший новость от студентов, впал в такую ярость, что испепелил два стола, диван и ковер в гриффиндорской гостиной. Минерве пришлось наложить на него Stupefy (дважды!), затем обезоружить, и сразу после этого использовать Petrificus Totalis, чтобы ты смог приблизиться к Поттеру и влить ему в глотку напиток забвения.

Этим же днем ты, Дамблдор, Минерва и Блэк собрались в отдельной палате больничного крыла. Блэк пришел через камин из своего дома на Гриммаулд-Плейс.

– Работа Долохова, – подытожил ты, глядя на тело человека, который так часто стоял в стороне и не вмешивался, пока его друзья издевались над тобой. – И Петтигрю. Эти ожоги на его бедрах нанесены серебром. – И еще возле анального отверстия и на половых органах. Похоже, у Петтигрю тоже был свой счет к Люпину.

– Мы в очередной раз недооценили мистера Петтигрю, – тихо сказала Минерва, накрыв останки Люпина простыней.

Дамблдор казался старым и очень уставшим.

– Что еще мы можем узнать? Ты, Сириус, сможешь... – он запнулся, – извлечь какую-то информацию?

Блэк стоял молча, не стесняясь слез, струящихся по лицу. Он прикоснулся к телу своего друга и вздрогнул, как от ожога; знание о том, как прожил Люпин свои последние часы, не могло быть приятным.

– Оборотни были сторонниками Вольдеморта, – сказал он. – И он знает, что я жив.

Волосатые яйца Мерлина.

– Это значит, ты следующий, Блэк, – ухмыльнулся ты.

И еще это означало, что очень скоро твоя метка оживет. Ты явишься к Темному Лорду и будешь очень долго извиваться под круциатусом, пытаясь объяснить, почему утаил от него эту ценную информацию. Проклятый оборотень; тебе придется платить за его слабость, за его неспособность выдержать пытку и унести свои тайны с собой в могилу. Будьте вы прокляты, слабаки, золотые мальчики Гриффиндора!

– Северус! – возмутилась Минерва.

– К несчастью, Северус прав, – вмешался Дамблдор. – Сириус, ты должен...

– Ничего не предпринимать, – закончил за него Блэк, взглянув на директора своими серебристо-серыми глазами. – Чтобы Гарри смог победить Вольдеморта, все должно идти своим чередом.

– Объяснись, Блэк! – рявкнул ты, вне себя от его нарочитой “таинственности”. – Что должно произойти? Как именно Поттер сможет победить Вольдеморта? – И остаться при этом в живых.

– В пророчестве говорится, что Гарри обладает силой, неизвестной Вольдеморту.

Ты подавил желание схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть. Он гораздо меньше раздражал тебя, когда был красивым, надменным сопляком с огромным гонором и кучей денег в карманах.

– Мы это прекрасно знаем. И что?

– Я пришел к выводу, что природа этой силы может быть различной.

Ты скрипнул зубами.

– Например?

Может, он бы и ответил, но тут в палату вбежала Поппи.

– Альбус, Минерва, кто-то должен остановить Гарри. Он мне сейчас все больничное крыло разнесет, а студенты его боятся.

– Иди к нему, Северус, – к твоему удивлению, предложил Блэк. – Ты знаешь, что ему сказать.

– Да, Северус. Я уверен, что это правильное решение. Кажется, тебе удалось найти с Гарри общий язык. – Дамблдор явно пытался выставить тебя за дверь, чтобы избежать неминуемой ссоры.

Ты фыркнул, заметив скрытое неудовольствие Альбуса; никто кроме него не виноват, что его отношения с Поттером оказались безнадежно испорчены.

– Наш разговор не окончен, Блэк. Я все еще хочу знать...

– И ты узнаешь. Скоро. Обещаю.

Ты услышал крик Поттера и вышел из палаты, шепотом проклиная Блэка.

Как и следовало ожидать, очень скоро тебя вызвал Вольдеморт. Ты валялся у него в ногах, кричал, истекал кровью и неизменно повторял одну и ту же ложь о хранителе тайны (ведь ложь должна быть как можно более правдоподобной). И Вольдеморт поверил, потому что это было вполне в духе Дамблдора.

Через два дня, когда дементоры ворвались в маггловскую часть Лондона и окружили дом 12 на Гриммаулд-Плейс... когда Блэк вышел из своего убежища, выпустил на свободу души, поглощенные дементорами, а потом просто разорвал этих тварей на клочки и отправил в небытие... стало ясно, что в понимании пророчества важнейшую роль играет интерпретация, подтекст и двойные-тройные смыслы.

Поттер действительно обладал силой, о которой не знал Темный Лорд; силой, которая не была ни чистой любовью, ни чистой магией. Это были любовь и магия, слитые воедино, и звали эту силу – Сириус Блэк.

 Отправлено: 11.07.06 14:22. Заголовок: Re:

9.

После ванны ты надеваешь Его любимый наряд. Современный костюм: белую рубашку, черные ботинки, брюки, нижнюю мантию и верхнюю – из тяжелой парчи цвета индиго; без белья можно было... можно... можно было обойтись. На зеркале чары молчания, но ты знаешь, что оно сказало бы по поводу твоего отражения, и это придает тебе храбрости.

В дверь спальни кто-то робко стучит. Ты открываешь и видишь на пороге домашнего эльфа в коричневом джемпере, стопке вязаных шапочек на голове и ярко-малиновых носках. Хорошо, что он постучал: ты не любишь, когда к тебе аппарируют без предупреждения.

– Гарри Поттер послал Добби за профессором Снейпом. Он просит, чтобы профессор Снейп пришел в “Возрождение” и захватил с собой сумку с зельями.

– Прямо сейчас? – спрашиваешь ты, злясь из-за того, что твое сердце сжалось, а голос сорвался. И из-за зловещего молчания Метки.

Домашний эльф энергично кивает, чудом не растеряв свои шапки.

– Да. Гарри Поттер ждет профессора Снейпа прямо сейчас.

– Скажи Ему, что я буду через минуту.

Вспышка, хлопок, и Добби исчезает. Торопливо, чтобы не успеть задуматься о том, что Он сейчас делает, что Он хочет сделать, и сколько крови, воплей и справедливости за этим последует... ты собираешься с духом и достаешь из сейфа набор зелий. Проверяешь содержимое, добавляешь несколько новых пузырьков: тонизирующее, кровезаменитель, костерост. Исцеляющие зелья... для этой сволочи! Прищурившись, ты кладешь в сумку крохотный пузырек с жидкостью без цвета и запаха и улыбаешься; Он никогда не был силен в зельях. Теперь ты готов.

Как и следовало ожидать, Буллстроуд и Забини ждут тебя за дверью. Оба в чистых мантиях, без кровавых пятен, и Буллстроуд, по крайней мере, позаботилась о своей руке.

– “Возрождение”? – спрашивает Забини.

Ты киваешь и выходишь в коридор, телохранители следуют за тобой. К счастью, на стенах нет портретов, и некому обсудить твою торопливую походку и каменное лицо.

– Надеюсь, Поттер воздаст ему по заслугам, – ворчит Буллстроуд. – А иначе я за себя не ручаюсь.

Забини что-то бормочет в знак согласия.

По идее, ты должен сделать им замечание, но ее слова топят лед, сковавший твое сердце: какое бы будущее ни предсказал тебе Блэк, ты встретишь его не в одиночестве.

 Отправлено: 11.07.06 14:23. Заголовок: Re:

10.

– Насколько мне известно, практически все группы пожирателей готовы к действию, хотя цель... или цели этой мобилизации мне пока еще не известны. Все держится в строжайшем секрете, – сообщил ты Ордену одним мартовским вечером. – В этом году день весеннего равноденствия приходится на новолуние. Я подозреваю, что это тоже учтено в его планах, хотя и не знаю, как именно.

Блэк, который сидел, по-собачьи склонив голову набок, неожиданно забарабанил пальцами по столу, вскочил и заметался по комнате, бормоча себе под нос что-то невнятное.

– А ты, Снейп? – Шизоглаз Муди пристально взглянул на тебя, вращая заколдованным глазом. Проклятый ублюдок; у тебя руки чесались вырвать из его глазницы этот мерзкий протез и раздавить каблуком.

– Для меня остаются в силе прежние приказы, – ответил ты, делая вид, будто не замечаешь его враждебности. – Продолжать шпионить за Орденом и Дамблдором. Снабжать Темного Лорда зельями и заниматься исследованиями. И узнать оставшуюся часть пророчества.

– Какое счастье, что никто из нас не знает этого последнего кусочка! – воскликнул Мундугус. В комнате раздались смешки.

Ты пропустил его реплику мимо ушей, позволив увести разговор в другое русло. Сначала к анализу оперативных сводок. Затем к репрессивным мерам министерства в ответ на последние шаги Вольдеморта: приостановке действия некоторых законов, введению комендантского часа в поселениях волшебников, чрезвычайным полномочиям для ауроров и так далее, и так далее. К реакции населения: ярости, страху и подозрениям, закупкам товаров первой необходимости, отказу обслуживать представителей определенной части магического сообщества. И, наконец, к новым мерам по обеспечению безопасности студентов Хогвартса и, самое главное, Гарри Поттера.

Как обычно, ничего путного из этого обсуждения не вышло. Не удивительно, что в прошлый раз Орден войну проиграл.

Но после собрания Блэк перехватил тебя прежде, чем ты успел сбежать. После открытия в нем новых талантов его ненависть к тебе загадочным образом испарилась; он был искренне тебе благодарен за обучение его крестника. И, как Люпин, начал называть тебя по имени, к твоему огромному раздражению. Сегодня он вел себя странно. Был напряжен и настойчив, и в то же время казался рассеянным, словно Лавгуд, дружившая с Поттером.

– Он уже готов, Северус?

– Кто и к чему должен быть готов, Блэк?

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – огрызнулся он, на мгновение превратясь в прежнего Сириуса Блэка.

Ты слишком устал для игр, и поэтому просто покачал головой.

– Разве к этому можно как следует подготовиться?

Блэк взглянул на тебя, сквозь тебя, и снова на тебя. Это бесило.

– Лучше ему быть готовым. Потому что времени у нас мало. Очень мало.

– Равноденствие?

– И полнолуние, – добавил Блэк. – Ты сам говорил, что Вольдеморт весь прошлый год черпал свою силу от магглов; я чувствовал, как они умирали, и ощущал изменения в его магии с каждой поглощенной душой. В твоем роду было не меньше черных магов, чем у меня, Северус, и я знаю, что ты занимался исследованиями. Что можно сделать с чистокровным девственником в ночь равноденствия, совпадающую с новолунием?

У тебя перехватило дыхание.

– К счастью, Поттер – не девственник и не чистокровка, – выдавил ты.

– Да, – согласился Блэк. – Но Рон Уизли – и то, и другое.

* * *

– Я не девственник! – заявил Уизли, покраснев до кончиков ушей. Он упорно отводил взгляд от Альбуса, Гарри и Блэка, принявшего свою анимагическую форму.

Ты сцепил пальцы в замок и усмехнулся.

– Хвастаться будете перед друзьями, мистер Уизли, но на самом деле вы все еще девственник.

– И останешься им надолго, – съехидничал Гарри, – если твое вранье дойдет до Гермионы.

Уизли вскипел.

– Только потому, что вы с Малфоем...

– Хватит, мистер Уизли, – перебил его Дамблдор. – Это не игра. Из-за вашего сексуального статуса, вполне соответствующего вашему возрасту, – он выразительно взглянул на Гарри, а затем на тебя, – а также из-за вашей дружбы с Гарри, вы становитесь потенциальной жертвой Вольдеморта. По нашим данным, – он перевел взгляд на Блэка, – на вашу жизнь готовится покушение.

– Но я могу просто... – с надеждой начал Уизли.

– Ни в коем случае, – отрезал Дамблдор. – Вы должны постоянно быть настороже. На уроки и с уроков вас будет сопровождать преподаватель. Вы никуда не будете ходить в одиночестве. И ни при каких обстоятельствах не покинете Хогвартс до дня весеннего равноденствия. Вам все понятно?

– Но сэр...

– Не стройте из себя идиота, Уизли, – вмешался ты. – Или вы хотите, чтобы вас раздели, привязали к алтарю, чтобы Темный Лорд напился вашей крови, а потом вырезал из груди еще бьющееся сердце и отдал на съедение своим соратникам?

Уизли слегка позеленел.

– Северус. – Дамблдор взглянул на тебя поверх очков. – Я уверен, что он осознает всю серьезность ситуации. Вы ведь осознаете, мистер Уизли?

Мальчишка проглотил комок в горле и неохотно кивнул.

И все же Дамблдор еще долго читал нотации, выговаривая им обоим (особенно Гарри) за “прискорбное отсутствие сдержанности в вопросах, связанных с сексом”. Угроза сообщить матери так сильно перепугала Уизли, что он готов был пообещать все, что угодно, но раскаяние Гарри было фикцией: его глаза потемнели от возмущения, нежелание повиноваться чувствовалось в каждом движении. Когда Дамблдор счел их достаточно пристыженными, он отпустил их на уроки.

– Не ссы, кореш, – сказал Гарри, шутливо ткнув своего приятеля в бок, когда они выходили из кабинета. – Гермиона убьет тебя раньше.

Блэк встрепенулся и зарычал, оскалив зубы.

– Пускай убивает, – мрачно ответил Уизли, закрывая за собой дверь. Из коридора донесся яростный кошачий вопль и ругань: – Проклятая кошка! – Так как Минерва все еще вела занятия, по-видимому, это была Миссис Норрис.

Дамблдор улыбнулся и милостиво не стал снимать баллы с Гриффиндора.

Как только мальчишки ушли, он с осуждающим видом повернулся к тебе и глубоко вздохнул, явно собираясь прочитать очередную мораль.

К счастью, Блэк опередил его, снова превратившись в человека.

– Спасибо, Альбус. Но есть вещи, которые обязательно должны случиться, чтобы за ними последовали другие события.

Ты еле удержался от гримасы: провидцы обожают разводить демагогию.

Дамблдор покачал головой.

– Я не согласен, Сириус. Ты еще только знакомишься со своими новыми возможностями, твой провидческий дар может тебя подвести. Или мы можем неправильно понять предсказание.

Ты честно пытался не удивляться. Дамблдор зашел слишком далеко в своих попытках отрицать факты. Блэк мог быть настоящей занозой в заднице, но талант провидца его не подводил.

Блэк вздохнул.

– Возможно, – сказал он. – Я надеюсь, вы правы. – Было заметно, что он не верит собственным словам. – Ты ведь будешь рядом с ним, Северус, правда? – обратился он к тебе. – Когда придет время?

Ты недовольно пожал плечами. Разве когда-то было иначе?

– Тебе лучше знать, Блэк, буду ли я “рядом” с Поттером.

Он не ответил, но на его губах появилось слабое подобие улыбки.

* * *

Историки обожают драматические события, послужившие “спусковым крючком” или кульминацией “исторически значимого периода”.

Одним из таких событий стала смерть Рональда Уизли.

Бессмысленная смерть, хотя впоследствии ее щедро увешивали ярлыками, называя “героическим самопожертвованием”, “подвигом” и “отважной гибелью”.

Двадцатого марта за четверть часа до полуночи метка почернела. Ты прервал урок окклюменции и отправился готовить зелья для Вольдеморта. Genus Cruors с кровью Уизли: кровь чистокровного девственника обладает даже большей животворящей силой, чем кровь единорога.

– Нет, этого не может быть, – сказал Гарри. У него снова заболел шрам, но он схватил тебя за пульсирующее запястье, не обращая внимания на боль. – Рон должен быть здесь. Он, наверное, уже спит, или делает уроки, играет в шахматы в гостиной, выясняет отношения с Гермионой. Как мог этот гад захватить его в замке? Разве это возможно?

Ты отбросил его руку и продолжил собираться.

– Иди к Дамблдору. Немедленно. Ты знаешь пароль. Скажи ему, что Уизли похитили. Пусть он активирует следящее заклинание и свяжется с Блэком. – Ты умолк, ошеломленный неожиданной мыслью. – И не делай глупостей, Поттер, ты слышишь меня? Мы сами разберемся. Даже не пытайся хитрить, уговаривать или еще как-нибудь убеждать нас...

– Зачем нужны все эти боевые навыки, если я не могу их применить, Северус? Все, что мы делаем, это сидим и ждем, пока этот долбаный Том не сделает еще один долбаный шаг. Когда же мы, наконец, начнем воевать?

Отличный вопрос.

– Еще рано. Иди к Дамблдору. – Ты схватил мантию-невидимку и сунул ему в руки. – Время дорого.

Когда Гарри ушел, ты связался через камин с Дамблдором, на всякий случай, если вдруг мальчишка решит сделать какую-нибудь глупость, а затем торопливо вышел из замка и направился к месту аппарации.

Конечно, с прилегающей к замку территории нельзя аппарировать, но портключи (изготовленные законно или незаконно) при определенных обстоятельствах использовать можно. Именно так Рональд Уизли и Гермиона Грейнджер оказались, спина к спине, в кругу облаченных в плащи и маски пожирателей смерти посреди пустынного Корнуольского поля.

Мишенью был Уизли; Грейнджер стала случайной жертвой.

– Expelliarmus! – крикнул Вольдеморт. Палочки вылетели из их рук и легли в его белую, как рыбье брюхо, ладонь. – Отлично. Мистер Уизли и мисс Грейнджер, закадычные друзья Гарри Поттера. Как удачно – два зайца одним выстрелом.

Уизли был напуган, но пытался храбриться.

– Вы ничего не добьетесь. Дамблдор нас найдет.

– Рон, помолчи, – Грейнджер подергала его за рукав. – Что вы от нас хотите?

Дурацкий вопрос, но превосходная тактика. Попытка выиграть время никому еще вреда не приносила. Ты спрятал руки в рукава и приготовился ждать. В одиночку ты не мог ничего сделать – разве что погубить и себя, и их заодно. Следящее заклинание должно сработать, несмотря на помехи от портключа; Дамблдор должен обнаружить их вовремя. В противном случае Уизли и Грейнджер умрут, и Гриффиндорской гостиной снова будет нанесен материальный ущерб.

– От тебя мне ничего не нужно, грязнокровка, кроме твоей смерти. Зато Рональд Билиус Уизли окажется чрезвычайно полезным... – Вольдеморт взглянул на карманные часы, – примерно через десять минут. Хвост, Гойл, хватайте их!

Двое волшебников вышли из круга, схватили Уизли и Грейнджер и оттащили их друг от друга. Надо заметить, это было нелегко.

Грейнджер дралась, как дикая кошка.

– Отпусти меня, предатель! – визжала она, колотя Петтигрю руками и ногами. – Поттеры доверяли тебе, они были твоими лучшими друзьями, а ты их предал! Ты двадцать лет был крысой, дал отрубить себе руку, ради чего? – Она мотнула головой в сторону Вольдеморта. – Ради этого... этого чудища?

– Убери от нее руки, Короста! – орал Уизли, вырываясь из мертвой хватки Гойла. Ему тоже удалось нанести несколько пинков, но на огромного Гойла это не произвело ни малейшего впечатления. Он ударил Уизли по лицу, из разбитой губы мальчишки брызнула кровь.

– Осторожнее, – воскликнул Вольдеморт. – Мне он нужен живым. Хвост, окажи нам услугу, убей эту ведьму, пока мы не оглохли от ее воплей.

Момент был как раз подходящим. Ты стоял весь в напряжении, но ничего не мог сделать; куда же запропастился Дамблдор?

Петтигрю сдавил ее горло серебряной рукой. Грейнджер царапала гладкий металл, ее глаза вылезли из орбит, губы сразу же посинели, но она ничего не могла сделать. Петтигрю поднес палочку к ее виску.

– Avada Ke...

– Нет! – крикнул Уизли, – нет! – и, неожиданно высвободившись, ринулся вперед, намереваясь то ли напасть на Петтигрю, то ли оттолкнуть Грейнджер. Но Гойл тут же бросился на него, и они вместе повалились в грязь.

Прежде чем Петтигрю успел произнести заклинание до конца, раздался треск ломающихся костей.

Тело Уизли обмякло.

Наступила мертвая тишина.

Ты затаил дыхание и с неожиданной тоской вспомнил прежние времена, когда Сириус Блэк был надменным, самодовольным, задиристым мальчишкой, умеющим ошибаться.

Петтигрю застыл на месте, Грейнджер все еще пыталась трепыхаться.

– Придурок! Идиот! – завизжал Вольдеморт, шагнув к Гойлу и наставив на него палочку. – Он нужен был мне живым!

Гойл смотрел на него с ужасом и отчаянием.

– Avada Kedavra!

Теперь у трясущихся ног Грейнджер лежали два мертвых волшебника.

Через мгновение в воздухе раздались хлопки. На поле аппарировал Дамблдор с палочкой наготове, и целая толпа ауроров.

Ты не стал терять времени зря и сразу же аппарировал. Гибель Уизли частично была и на твоей совести. Может, Поттер и швырнул бы в тебя каким-нибудь болезненным проклятием, но ты был нужен ему, чтобы рассказать правду и чтобы просто “быть рядом”, как это назвал Блэк.

В последнее время Дамблдор не был способен ни на то, ни на другое.

* * *

Гарри осторожно прикрыл одеялом перевязанную руку Грейнджер. Несмотря на заботу Поппи, на горле девушки все еще красовалось кольцо фиолетовых синяков.

Тело Уизли доставили с поля прямиком в министерство для расследования.

Несмотря на огромное количество разбитой мебели, инструментов и посуды в кабинете Дамблдора, Гарри так и не позволили отправиться в министерство, чтобы проститься с другом. И поговорить с его родителями.

С тобой он был неожиданно сдержан, с учетом обстоятельств, и успел только несколько раз проклясть и обматерить всех твоих предков до седьмого колена, пока Блэк не вмешался. Но теперь его безумная ярость сменилась каменным молчанием, еще более зловещим.

Несмотря на усталость, ты был настороже; что-то должно было случиться.

Гарри отвернулся от кровати и подошел к окну одноместной палаты, в которой лежала Грейнджер.

– Все, – сказал он. – Надоело. С меня хватит. – В его тихих словах звучала угроза.

Ты взглянул на Блэка. От его неестественного спокойствия тебя бросило в дрожь.

– Объяснись, Поттер.

– Я только то и хотел сказать, – ответил он слишком мягким тоном, повернувшись к тебе, – что мне это надоело. Я не стану больше ждать и прятаться, пока Вольдеморт убивает дорогих мне людей, одного за другим.

Оказывается, это что-то – дело решенное.

– Что ты собираешься делать? – спросил Блэк, хотя было очевидно, что он догадывается... или знает ответ.

– Я ухожу, – сказал Гарри.

Ты чуть не прокусил себе язык.

– Уходишь? – Совсем беззащитным, неподготовленным? Или боль потери свела его с ума? – Что за идиотская чушь? И куда ты собираешься идти? – Ты изобразил самую злобную из своих ухмылок. – В одиночку искать Вольдеморта и бросить ему вызов?

– Никто никуда не пойдет, – тихо сказал Драко, без стука войдя в комнату и наложив на дверь запирающие чары. – По крайней мере, без меня. – И он бросил к своим ногам две плотно набитых сумки.

Ты в ужасе уставился на него.

– Драко Веспасиан Малфой, ты обезумел? – Или его рассудок затуманила подростковая гиперсексуальность, по ошибке принятая за любовь?

Нарцисса тебя убьет!

Он, не дрогнув, встретил твой взгляд. Ты видел, что он боится, но ничто не могло сломить его решимость; никогда еще он не был так сильно похож на отца.

– Это мой выбор, Северус, помнишь? Мой выбор и мой путь.

Что-то сжалось у тебя в груди: два твоих... лучших ученика. Уходят.

Осознание этого было ошеломляющим, особенно после бессонной ночи, проведенной в попытках загладить последствия Корнуолльской трагедии. Только сильнейшая усталость заставила тебя обратиться за помощью к Сириусу Блэку.

– Ты хоть не одобряешь это безумие?

Он поднялся со стула и кивнул.

– Что случится, то случится, Северус. И они не будут одни. Я пойду с ними.

– Ты это предвидел? – в ярости вскричал ты. – А Дамблдор знает? – Это чистейшей воды идиотизм! Доверить Блэку, безответственному шалопаю, который когда-то носился по полям в собачьем облике вместе с оленем, крысой и волком-оборотнем, заботу о двух импульсивных, влюбленных подростках? Это же кончится катастрофой!

Блэк покачал головой.

– Об этом не знает никто, кроме находящихся в этой комнате.

– Северус, – произнес Гарри, прикоснувшись к твоему рукаву. – Мы оба знаем, что говорит пророчество. Я должен положить этому конец. Убить его, пока он не убил меня или кого-то другого. – Слова “И умереть при этом” остались несказанными.

– Гарри. – Ты накрыл его руку ладонью. Он уже принял решение, но все равно надо было попытаться. – Темный Лорд десятилетиями изучал темные искусства, древние и смертельно опасные ритуалы, и он обладает достаточным могуществом и силой воли, чтобы использовать свои знания. Его последователи умны, коварны, они жаждут власти, славы, влияния. Они совершенно безжалостны.

Гарри выглядел так, словно ему было не семнадцать лет, а на десяток лет больше.

– Мне ли не знать. – Его губы изогнулись в улыбке. – Ведь ты один из них. Но, – его лицо снова стало серьезным, – ты хорошо меня обучил, Северус, и я должен попробовать. Должен, понимаешь?

И погибнуть при этом, обрекая вас всех на жизнь под властью безумца.

Если только... ты резко втянул воздух. Если Блэк, сила, неизвестная Темному Лорду, не найдет какую-нибудь дыру в этом пророчестве. Он может видеть прошлое и будущее, уничтожать дементоров, общаться с мертвыми, управлять привидениями. Какой еще он может обладать властью, способной переломить ход войны?

Ты взглянул на Блэка, но он стоял возле Грейнджер, взяв ее за руку; его длинные нечесаные волосы скрывали лицо. Как удобно.

Потом он повернулся и подошел к Гарри и Драко. Двое мальчишек... нет, два молодых и безрассудно храбрых волшебника забросили на плечи сумки и вытащили палочки.

Значит, все решено. Они выбрали свой путь без твоей помощи или совета: спасибо за обучение и прощай.

У тебя заныло в груди, но ты старался не замечать этого.

– Значит, вы нарочно оставляете меня здесь, чтобы я попытался объяснить исчезновение трех главных актеров в драме, разыгранной Дамблдором? – Ты не пытался скрыть горечь.

– Мы можем наложить на тебя Obliviate, – предложил Драко.

– Ни за что! Я не хочу повторить судьбу Локхарта. Большое спасибо, но я предпочитаю сохранить все свои воспоминания, какими бы они ни были.

– Ты не доверяешь моему умению колдовать? – обиделся Драко.

Мерлина за ногу!

К твоему удивлению, Блэк покачал головой.

– Никаких стертых воспоминаний. Очень важно, чтобы Дамблдор понял, почему мы уходим. И что мы намерены делать.

Его уверенность вернула тебе надежду.

– А еще важнее, – продолжил он, снова взглянув сквозь тебя, – чтобы ты сам понял, Северус, когда придет время. Опасайся предателя, двуногого и четвероногого, который находится рядом, и однажды достиг своей цели. Нет более опасного яда, чем смесь зависти и злобы в соотношении два к одному.

От последней фразы у тебя пересохло во рту.

Предатель, который находится рядом, – кто же это?

– Великолепно, – отрезал ты, потрясенный его словами. Ты заставил себя повернуться к ним спиной и взялся за дверную ручку. – Сейчас я уйду. Чтобы сообщить Дамблдору о вашем безумном плане. – Ты открыл дверь, приготовившись к нападению. – Но ради Мерлина, постарайтесь, чтобы...

Ты успел заметить вспышку света, что-то ударило тебя в спину, и ты провалился во тьму... как больно...

* * *

Когда Дамблдор, вернувшись из министерства, узнал об исчезновении Гарри, Драко и Блэка, он был очень недоволен.

После того, как проклятие Поттера привело тебя в отдельную палату больничного крыла, ты тоже был не в настроении.

– О чем ты думал, Северус? Как можно было их отпустить?

– Я никуда их не отпускал. Их было трое против одного. Они напали на меня. Ударили проклятьем в спину, предатели.

– Могу я напомнить, что один из этих “предателей” – твой крестный сын?

Ты откинулся на подушки, скрестил руки на груди и сердито посмотрел на Дамблдора.

– Это к делу не относится. – Прежде чем Дамблдор успел ответить, ты сменил тему. – Перед тем, как меня проклясть, Блэк предупредил меня.

Дамблдор внимательно выслушал предупреждение Блэка, переданное слово в слово.

– Хм, – произнес он, поглаживая бороду. – Двуногий и четвероногий... наверное, анимаг? Возможно, смерть юного Уизли и была достигнутой целью? И что значит “находится рядом”... может, имеется в виду родственная связь или физическая близость?

– Какая разница? Один из его агентов сумел подобраться к Уизли и передать ему портключ, это же очевидно. Уизли мертв, как и предсказывал Блэк. Поттер, Драко и Блэк ушли, и уже к вечеру Темный Лорд узнает об этом, если еще не узнал. Что вы предлагаете делать?

Альбус вздохнул, поднялся с наколдованного кресла и подошел к окну. Тусклый солнечный свет позолотил его бороду и мантию, расшитую серебром. Он долго стоял в молчании, глядя на играющих во дворе школьников. Несмотря на прямую осанку и великолепие его пурпурных одеяний, он казался неожиданно слабым и растерянным.

– Что мы можем сделать, Северус? – устало сказал он. – По-видимому, они давно уже планировали этот побег. И не сочли нужным посоветоваться с кем-нибудь из нас. – В его голосе звучало то ли разочарование, то ли печаль. – И Гарри, и Драко уже достигли совершеннолетия, и ни один из них не является членом Ордена. У меня нет власти над ними. – Он медленно вернулся к креслу и сел. – Если Сириус не стал возражать, возможно, он предвидел решение Гарри и одобрил его.

– Значит, мы ничего не предпримем? – Ты сел, не обращая внимания на “мушки” перед глазами. – Будем спокойно жить дальше, наплевав на исчезновение единственного волшебника, способного победить Темного Лорда?

– Если у тебя есть конструктивные предложения, Северус, я с радостью их выслушаю, – ответил Альбус, пристально взглянув на тебя.

Ты фыркнул.

– Прекрасно. Я думаю, что мы должны немедленно сообщить в министерство, пока об этой новости не узнал какой-нибудь идиот из “Пророка”. Заявить, что их исчезновение было запланировано. На вопросы отвечать твердо, но уклончиво; вы это умеете. Слегка припугнуть Фаджа намеками о пророчестве, но оставить ему достаточно надежды, чтобы он не ударился в панику.

Печальное выражение исчезло с лица Альбуса, и в уголках его глаз появились морщинки, словно он собирался улыбнуться.

– Разумный план, – заметил он. – А пока Сириуса нет, пусть Минерва попробует найти предателя и узнать, нет ли в замке еще одного незарегистрированного анимага.

Ты снова откинулся на подушки. Альбусу нравилось думать, будто ему известны все ответы. “А тебе нравится надеяться, будто он и в самом деле их знает!” – напомнил твой внутренний голос.

– Осталось решить, что сказать студентам. Некоторые слизеринцы уверены, что Драко полностью на стороне своего отца.

Альбус задумался.

– А Люциус? Он тоже в это верит?

– Драко умеет лгать, а Люциус – никудышный окклюмент.

– В таком случае сегодня же поговори с Нарциссой. Скажи ей, что он в безопасности, и что мы сообщим студентам, будто она забрала его домой.

Перспектива такой беседы тебя совершенно не радовала.

– За прошлый год родители забрали из школы пятерых учеников, – продолжил Альбус. – Эта версия выглядит правдоподобно и поможет сохранить “легенду” Драко, если ему это нужно. Я сделаю краткое заявление для “Пророка”, и подчеркну, что отъезд Драко из школы никак не связан с исчезновением Гарри.

– Ха. Всем писакам рот не заткнешь.

– Слухи будут ходить в любом случае. Но пока мы не узнаем от Гарри, Драко или Сириуса об их истинных планах... или об ответных действиях Вольдеморта, мы будем твердо придерживаться этой истории и пресекать любые сплетни.

– Привлеките к этому делу Грейнджер, – посоветовал ты. – Никто не знает, что она может сделать, или сказать, когда очнется. Не может ведь Поппи все время пичкать ее снотворным.

– Конечно, – он встал и решительно дематериализовал свое кресло. – Возможно, она сможет объяснить, как к ней и мистеру Уизли попал портключ.

После его ухода ты долго лежал с закрытыми глазами. Несмотря на все старания, ты не мог избавиться от гнетущего беспокойства и горечи оттого, что теперь ты уже ничего не мог изменить, а только ждать, когда наступит время.

* * *

Грейнджер, обезумевшая от горя, не сказала ничего нового.

Но смерть от яда Аргуса Филча и Миссис Норрис через семь дней после выписки мисс Грейнджер из больничного крыла и через двенадцать часов после отработки ею взыскания говорила о многом.

Когда об этом узнали, ее ответ был кратким и решительным:

– Я должна была это сделать. Ведь никто из вас об этом почему-то не позаботился. Я и так целую неделю ждала, пока вы все поймете.

 Отправлено: 11.07.06 14:23. Заголовок: Re:

11.

Недалеко от твоих комнат тебя останавливает пышноволосая мегера.

– Профессор Снейп, – произносит она, – мне нужно с вами поговорить.

Буллстроуд выходит вперед, подняв палочку.

– Хотите, я ее уберу, профессор? – Похоже, эта перспектива ее очень радует.

Две ведьмы угрожающе глядят друг на друга. Теоретически в Тэйнтон-Холле дуэли запрещены, тем более в жилых помещениях. Но когда столько бывших врагов и вынужденных союзников собираются под одной крышей, неизбежно возникают “инциденты”.

Грейнджер хмурится, но делает шаг назад.

– Я только на минутку.

Минутка, как же! Можно подумать, Грейнджер способна уместить в одну минуту то, что можно рассусоливать часами. И все-таки ты делаешь Буллстроуд знак отойти; ты ведь идешь в “Возрождение” и тебе совсем не хочется торопиться.

– Хорошо. Что вам нужно?

– Я хочу, чтобы вы остановили Гарри.

Ты подавляешь смешок. Забини и Буллстроуд даже не пытаются это сделать. Они громко хохочут в ответ.

– Как мы оба знаем, мисс Грейнджер, – возражаешь ты, – Поттер делает все, что захочет.

– Но вас он послушается, – настаивает она, хотя видно, как тяжело даются ей эти слова.

Ты улыбаешься.

– Значит, Блэк вас тоже послал, да?

Она вспыхивает, но не пытается отрицать.

– Разве вы не понимаете, Снейп? Разве вы не видите, что здесь происходит?

– Нет, мисс Грейнджер. Мне кажется, это вы не понимаете. – Она выросла за эти годы, но ты все равно можешь глядеть на нее сверху вниз. – После гибели Вольдеморта и Дамблдора Гарри Поттер стал самым могущественным из ныне живущих волшебников.

Она поджимает губы.

– Я это прекрасно знаю. И что?

– А то, что это не маггловский мир, мисс Грейнджер, в котором люди, наделенные властью, рассказывают сказочки о силе закона, а простой народ им верит. – Ты говоришь медленно, словно читая лекцию бестолковым первоклашкам. – Волшебный мир признает только власть силы, и у Гарри Поттера есть эта сила. Он сам является этой силой. Это даже Шаклболт признает.

– Но это не значит, будто вы не можете на него повлиять, Снейп, – продолжает Грейнджер. – Он доверят вам, он вас любит. Вы можете убедить его отдать Люциуса министерству.

– А с чего ты взяла, что он этого хочет, Грейнджер? – с притворной мягкостью спрашивает Забини. – Как и у многих из нас, – вот теперь в его голосе звучит издевка, – у профессора Снейпа старые счеты с Люциусом Малфоем, если ты помнишь, конечно.

Она лишь фыркает в ответ.

– Неужели вы все не понимаете, что сейчас стоит на кону?

Буллстроуд округляет глаза.

– Это что, очередная твоя речь на тему “Как спасти Гарри от самого себя”? Если его и надо спасать, то от тебя, Грейнджер, и от твоего бесконечного ханжеского нытья! – восклицает она, ткнув пальцем в Грейнджер.

Грейнджер отводит ее палец в сторону.

– Если у тебя есть сила, это еще не значит, что ее надо пускать в ход.

– Но ты-то пускала ее в ход? – вмешивается Забини. – Ты всех сметала со своего пути.

– Да, – цедит она сквозь зубы. – И я ошибалась. Теперь я это понимаю.

– Как раз вовремя, – фыркает Забини.

Но Грейнджер не так-то просто смутить.

– Я по себе знаю, как легко можно найти оправдание каждому своему поступку. Не потому что ты вправе так поступить, а потому, что ты просто этого хочешь. Потому что ты хочешь убить, пока не убили тебя, потому что ты хочешь заставить людей... страдать в отместку за то, что они совершили. – Ее голос дрожит, в глазах блестят слезы. – Неужели вы все этого не понимаете? Если Гарри убьет Малфоя, он придет к тому, что сам же и пытался уничтожить. Малфой победит. Вольдеморт победит!

Ее голос звучит, как раскат грома: Малфой победит.

Дыхание застревает у тебя в горле.

Ты получил все, что у тебя сейчас есть – твой дом; твою работу; общественное положение и признание; мужчин и женщин, таких как Миллисента и Блез, доверивших тебе свою жизнь и судьбу; все, даже Его – только потому, что крича и истекая кровью, страдая, теряя последнюю надежду, ты все равно не сдался.

И Люциус, с его деньгами и манерами, очарованием и сладкими, сладкими речами, попытается украсть все это у тебя, какие бы “неприятные воспоминания” ни связывали тебя с Ним.

Твоя непрошеная ярость и твоя магия начинают расти. Забини и Буллстроуд замечают это. С палочками наизготовку они делают шаг к тебе.

Грейнджер даже не догадывается об опасности.

– Пожалуйста, профессор, – продолжает она. – Пожалуйста, подумайте о том, что я сказала.

Но ты – это ты. Даже если твои крылья сломаны, ты будешь бороться до последнего вздоха. Так просто Люциус свой приз не получит.

– Идемте, профессор? – в голосе Забини звучит скука.

Ты киваешь. О да, разговор завершен, а тебя ждет очень важная встреча.

– Спасибо, мисс Грейнджер, – произносишь ты, к ее явному удивлению, – за то, что вы напомнили мне, что сейчас стоит на кону.

– Вы хотите сказать... – начинает она, глядя на тебя полными надежды глазами.

Ты проходишь мимо нее и стремительно продолжаешь свой путь, надеясь, что задержка не была слишком долгой.

– Чокнутая сука, – бормочет Буллстроуд. – Можно подумать, вы бы отпустили Малфоя после всего, что он сделал.

– Ага, – добавляет Забини. – Вы ведь заставите его помучиться, правда, профессор? Ради нас.

Судя по его довольному смешку, он заметил твою злобную ухмылку.

 Отправлено: 11.07.06 14:24. Заголовок: Re:

12.

Через два месяца, наполненных бесчисленными заседаниями Ордена, бесплодными обсуждениями “стратегических планов” и малоприятными “личными встречами” с Темным Лордом, стратегия Гарри Поттера проявила себя во всей красе.

В одно прекрасное утро в конце мая три предполагаемых пожирателя смерти были найдены мертвыми в своих кроватях, а над их домами парило огромное изображение красно-золотого феникса с распахнутыми крыльями.

“Сторонники Темного Лорда зарезаны во сне!” – кричали страницы “Пророка”, а подзаголовок гласил: “Неужели у Того-Кого-Нельзя-Называть появился соперник? Является ли Метка Феникса делом рук еще более темного мага?”

– Это самоуправство! – вскричал Фадж, вывалившись в облаке сажи из дамблдоровского камина. – Орден Феникса никогда не нападал первым. Вам придется многое объяснить, Альбус Дамблдор! – Он продолжал орать на директора еще добрых два часа.

Темный Лорд был куда менее сдержан:

– Ты подвел меня, Северус. Трое наших соратников мертвы, а ты приходишь ко мне с пустыми руками и абсурдными утверждениями, что Дамблдор якобы не при чем. И где сейчас Гарри Поттер, ты тоже сказать не можешь. Crucio!

Шли месяцы, а ситуация не менялась.

Пожиратели смерти и их сторонники гибли, полностью теряли память или “пропадали без вести”, а над их домами вспыхивала Метка Феникса. Дети и жены неизменно оставлялись в живых и лишь подвергались временному воздействию Obliviate. Самое любопытное, что при этом были разрушены только те дома, в которых хранились темные артефакты.

Немногие уцелевшие, сохранившие свои воспоминания, противоречили друг другу: один волшебник, два, нет, три волшебника, да еще и с Гримом! Длинные черные волосы, короткие волосы, белые волосы, как у призрака. Они все призраки с сияющими мечами! Нет, они вели за собой целую армию призраков, демонов и зомби! И так далее, и тому подобное.

Темный Лорд активно вербовал сторонников, в частности, темных тварей и сквибов, которых пообещал наделить особыми правами и магической силой. Он объявил награду за голову Поттера в десять тысяч галеонов и напал на Хогвартс, вынудив Дамблдора отменить занятия и попытаться закрыть школу. Но родители, особенно те, кто верил, что за Меткой Феникса стоит Дамблдор (разве не он держит феникса в качестве фамилиара?), осадили Попечительский Совет и вынудили попечителей снова открыть Хогвартс, чтобы его можно было использовать как убежище.

Хотя Альбус был в ярости из-за использования его символа в “сомнительных целях”, на людях он ничего не подтверждал и не отрицал.

Вольдеморт все чаще наносил удары по Министерству и по домам тех волшебников, которые открыто выступили против него. Несмотря на информацию, которую предоставлял ты и некоторые твои ученики, уже получившие Метки, жертв избежать не удалось. В числе жертв оказались Артур и Билл Уизли, убитые средь бела дня в Косом переулке.

Ты перекинулся парой слов с организатором убийства после одного из общих собраний, все более редких в последнее время.

– Я бы так сильно не радовался, Люциус, – сказал ты, борясь с желанием свернуть его длинную тонкую шею. – Тебе так и не удалось убедить нас, что твой обожаемый сын не помогает Поттеру.

Он повернулся к тебе, выгнув светлую бровь.

– Занимайся своими делами, Северус. Если среди нас есть шпион, то ты у Лорда первый подозреваемый.

– Он проверял меня. Постоянно. И ничего не нашел. А я-то удивлялся, откуда такое внимание к моей персоне. Наверное, мне стоило бы “расспросить” кое-кого из бывших одноклассников твоего сына.

– Не вздумай, – сказал он, прищурившись, – если не хочешь стать жертвой случайного взрыва в лаборатории.

Угроза была не слишком убедительной, но свидетельствовала о том, что в школе имелись активные сторонники Лорда. Вспомнив об удачной деятельности Грейнджер, ты поручил ей их разоблачить.

В результате с поличным были пойманы трое студентов из Хаффлпафа, двое из Рейвенкло, один гриффиндорец и шесть слизеринцев: они покупали и продавали запрещенные зелья или использовали темные заклинания, и эти проступки влекли за собой неизбежное исключение из школы. Несмотря на собственные грешки, Грейнджер оказалась очень эффективным агентом, к разочарованию и досаде Минервы.

Пресса упорно раздувала истерию (“Очередная Метка Феникса над крышей Министерства!”) и народное возмущение (“Заместитель начальника Отдела Тайн, подозреваемый в пособничестве Сами-Знаете-Кому, голым разгуливает по своему кабинету и не может вспомнить собственное имя!), но еще чаще печатались заявления типа: “Фадж ни на что не способен. Слава Мерлину, хоть кто-то что-то делает!”

Магическое сообщество разрывалось между надеждой на то, что эта новая неизвестная сила сумеет остановить Вольдеморта, и страхом, что она окажется еще более опасной, чем Вольдеморт.

Зная трех волшебников, виновных в панике и убийствах, ты слишком хорошо понимал эти противоречивые чувства и не удивлялся новым представлениям о “справедливости”.

– Мне это не нравится, Северус, – сказала Минерва однажды вечером, когда вы остались в доме №12 наедине. Хотя после гибели Люпина, ухода Блэка и горя, сломившего Молли Уизли, дом пришел в полное запустение, члены Ордена по-прежнему использовали его для тайных встреч. – Постоянные убийства, одно за другим. Это не тот Гарри, которого я знаю. – Хмурилась она вовсе не из-за обычного отвращения к смерти: перед первой войной с Вольдемортом Минерва была в числе Неназываемых.

Бесформенная ярость, которую ты чувствовал в ней, похожа на твои собственные воспоминания о днях и ночах, проведенных взаперти без света и без надежды.

– В таком случае, Минерва, ты очень плохо знаешь Гарри Поттера.

На ее лице появилось затравленное выражение.

– Именно этого я и боюсь, – сказала она.

* * *

Поскольку “инциденты с Фениксом” становились все более частыми и охватывали все большую территорию (Каркаров, к примеру, был найден убитым в Праге), членам Ордена стало ясно, что Гарри, Драко и Блэк действуют не в одиночку.

Именно старый враг Поттера, Рита Скитер, сумела заполнить пробелы и установить связь между исчезновениями Гарри и Драко. С помощью грубого шантажа она раскрыла тайну возвращения Блэка, выяснила подробности несчастного детства Гарри, намекнула в своей статье о том, кому на самом деле предан Драко, и о наличии шпионов с обеих сторон на Слизеринском факультете.

В результате ты перестал заговаривать с бывшими учениками, когда встречался с ними на улице.

Все-таки они еще дети; они совершают ошибки.

Эти разоблачения причинили тебе самую большую боль. Видеть, как пытают твоих подопечных, участвовать в этих пытках, в убийствах... мужчин и женщин, которые доверились тебе, которые пошли по твоему пути, но оступились... видеть, как их родители, братья и сестры умоляют сохранить им жизнь, и быть не способным хоть что-нибудь изменить...

Как и Гарри, тебе хотелось сказать “С меня хватит!” и что-нибудь сделать, вместо того, чтобы слушать, докладывать и давать советы, и беспомощно дожидаться, пока, как сказал Блэк, придет подходящее время.

В полночь, двадцать первого декабря, оно наконец пришло.

Ты варил очередной набор ядов для Темного Лорда, когда в твою лабораторию влетела незнакомая сова, бросила на книжную полку письмо и снова упорхнула.

Ты прочел:

“С.

Пусть случится то, что должно случиться. Будь готов.

Г.”

Записку сразу же охватило пламя.

К чему готов? – удивлялся ты, – И что должно случиться?

Но на этот раз загадка, вместо того, чтобы встревожить, наполнила тебя странным спокойствием; какая-то неизвестная сила в твоей душе освободилась и была готова к действию. И неважно, что ты ничего не знал о плане, и что автором плана был Блэк, а не Дамблдор.

Что бы ни случилось, близился момент, когда ты сможешь действовать.

 Отправлено: 11.07.06 14:24. Заголовок: Re:

13.

Следующим ты встречаешь Блэка. Вместо того чтобы подслушивать у дверей “Возрождения”, он сидит, босой, на подоконнике на верхней лестничной площадке.

– Не хмурься так сильно, Северус. Морщины на всю жизнь останутся.

Буллстроуд и Забини заметно напрягаются, но молчат; вернувшийся из-за вуали Блэк их пугает.

– Это пророчество, Блэк, или очередная жалкая попытка пошутить?

Он широко улыбается. Азкабан наложил отпечаток на его некогда красивое лицо, но пребывание за Завесой наполнило его невероятным магнетизмом. Трудно не улыбнуться в ответ.

– Ты же совершенно не понимаешь шуток, – говорит он. – Не важно. Судя по твоему... радостному выражению, ты встретился с Гермионой.

– Можно и так сказать, – ворчишь ты.

Он выпрямляется и усаживается по-турецки.

– Умная ведьма, но меры не знает. Ее все время кидает в крайности с тех пор, как Минерва перестала с ней разговаривать. Кстати, классная мантия. Редко удается увидеть тебя не в черном.

Ты хмуришься еще сильнее, пытаясь уследить за ходом его мысли; он несет еще большую чушь, чем обычно.

– О чем ты, Блэк? Раньше ты утверждал, что она останется довольна Его решением касательно Малфоя. Думай, что говоришь.

Блэк хитро ухмыляется.

– А часто ли наши высказанные вслух желания совпадают с действительными желаниями?

– Мне надоели твои загадки, Блэк! Или выражайся яснее, или держи свои проклятые пророчества при себе.

Он застывает, как истукан, и смотрит сначала на тебя, а затем сквозь тебя. Ты подавляешь дрожь.

– Не гадай, Северус, – тихо говорит он. – И запомни: я сказал, что ты останешься доволен.

Поняв, что больше “откровений” не будет, ты разворачиваешься и идешь по коридору к “Возрождению”, и мантия развевается за твоей спиной.

К черту чувство меры!

Ты не позволишь Грейнджер реализовать ее абсурдное стремление к миру, любви и доброй воле для всех. По крайней мере, не позволишь без борьбы.

 Отправлено: 11.07.06 14:25. Заголовок: Re:

14.

Со временем ближайшее окружение Темного Лорда значительно поредело.

Нескольких убил Поттер; еще с несколькими покончил сам Вольдеморт в приступе ярости или заподозрив в предательстве; Руквуд и Джагсон зарезали друг друга, не поделив добычу после налета на Отдел магических артефактов. Остались лишь самые жестокие, хитрые, подозрительные, подобострастные или удачливые: Беллатрикс, Рудольф, Долохов, Люциус, Эйвери, Макнейр, Петтигрю, Крэбб и ты.

Это была опасная смесь. Взрывоопасное соединение враждебности, зависти и фанатизма, и для начала реакции не хватало лишь самой малости.

А потом Нарцисса сбежала из страны.

Скитер выпустила интервью с очевидцем, который опознал в волшебнике, выпустившем Метку Феникса в Лидсе, Драко Малфоя.

Всю свою подозрительность и паранойю Темный Лорд обрушил на Люциуса.

Котел вскипел; твое время пришло.

В канун Рождества ты почувствовал зов Метки. Ты поспешил к месту аппарации, чтобы попасть в Йоркширскую резиденцию Темного Лорда, расположенную в полуразрушенном особняке, еще более мрачном, чем старый дом Блэка.

Из сырого подвала доносились крики. Узкий коридор вел в круглую комнату, облюбованную Темным Лордом для допросов. Плащ и маска были не нужны: ни один “свидетель” не вышел отсюда живым.

– Ага, – довольным голосом произнес Вольдеморт. – Северус здесь, значит, можно начать.

Ты заставил себя вдохнуть, выдохнуть и снова вдохнуть.

Возле ржавой металлической трубы, в центре комнаты, на коленях стояли Гарри и Драко. На них были зачарованные кожаные ошейники и магические цепи, прикрепленные к полу. Вместо одежды – окровавленные лохмотья. У Драко была сломана рука. Сквозь кожу предплечья был заметен выпирающий обломок кости; лицо было бледным и покрытым испариной. Гарри выглядел немногим лучше. Его волосы слиплись от крови; как минимум, пары зубов не хватало, и один глаз совершенно заплыл.

Как мог этот ублюдок Блэк допустить такое? И чем ты можешь помочь, если любые твои действия приведут лишь к тому, что вы все погибнете?

– Снейп! – воскликнул Гарри. – Лживая сволочь! Я так и знал, что ты здесь. Я говорил Дамблдору, что тебе нельзя доверять!

Ты с намеренным спокойствием пропустил его слова мимо ушей.

– Прошу прощения за задержку, мой лорд. Этот старый дурак Дамблдор иногда бывает слишком разговорчив.

Вольдеморт был в превосходном настроении. Вместо того чтобы наложить на тебя Cruciatus, он лишь небрежно махнул рукой.

– Не волнуйся, – сказал он. – Растабан и Уолден тоже только что прибыли. – Он указал на Гарри и Драко. – Мисс Скитер любезно сообщила нам о местопребывании Поттера и Малфоя. Как жаль, что она умерла и не может получить свою награду.

Ты заставил себя рассмеяться вместе с остальными. Даже Люциус, мертвенно-бледный и взмокший от страха, изобразил радостную усмешку.

– Можно, я займусь ими, господин? – спросила Беллатрикс с хихиканьем, от которого волосы вставали дыбом. – Только попробую. Можно?

– Терпение, моя дорогая. Сначала я задам несколько вопросов мистеру Поттеру. – Лорд лениво направил палочку на Гарри.

– Лучше спроси его, – Гарри мотнул головой в твою сторону. – Эта сука, небось, знает о планах Дамблдора гораздо больше меня.

От пронзительного смеха Темного Лорда тебя бросило в дрожь.

– Отличный ход, мальчик, но я знаю, что Метка Феникса – твоих рук дело. Я знаю, что ты убивал моих солдат во сне.

– Они получили по заслугам.

Темный Лорд согнул палец, и неожиданно Гарри начал задыхаться, схватившись за воротник, сжимающийся вокруг его горла. Вольдеморт улыбнулся, оскалив белые зубы.

– Ты тоже получишь по заслугам, Поттер. Как только скажешь мне все то, что я хочу узнать. – Он щелкнул пальцами, и невидимая удавка исчезла.

Гарри, весь красный, лежал на боку, пытаясь откашляться.

– Даже не надейся, – прохрипел он. – Я тебе ничего не скажу, Том. – Он харкнул кровью под ноги Темному Лорду.

– Нет, скажешь, – прошипел Вольдеморт, и его красные глаза превратились в щели. – Я кое-что про тебя знаю, Поттер. Ты умеешь сопротивляться заклятию Imperius. Дамблдор обучил тебя окклюменции. Ты привык невысоко ценить собственную жизнь, но как насчет чужих жизней? Это ведь дело другое, не так ли? – Он поманил к себе Люциуса. – Вот тебе возможность оправдаться, Люциус. Что тебе дороже? Твоя жизнь или жизнь твоего сына?

К чести Люциуса, он не колебался; если у него и были какие-то сомнения, то он успешно их скрыл.

Он подошел к сыну, вынул свой старый нож с рукояткой из слоновой кости и приставил лезвие к горлу Драко.

Драко ахнул, скорее от физической боли, чем от душевной.

– Я так и знал, что рано или поздно ты это сделаешь, отец, – прошептал он.

Люциус сильнее потянул его за волосы, вынуждая запрокинуть голову. По шее Драко побежала струйка крови.

– Береги дыхание, сынок. Скоро оно тебе понадобится. Чтобы кричать.

Гарри вздрогнул.

– Да, мистер Поттер. Вот теперь ты начинаешь понимать, – произнес Темный Лорд. – За каждый твой отказ отвечать будет... расплачиваться дорогой тебе человек.

– Гарри, не слушай его! – выдохнул Драко. – Он лжет. Он все равно убьет меня. Он убьет нас обоих. Ты же знаешь. Ничего ему не говори!

– Расскажи-ка мне о пророчестве, мистер Поттер, – начал Вольдеморт.

Тебе не хотелось ни видеть, ни слышать, как Гарри раз за разом отказывался говорить, как блестел нож Люциуса, и как кричал Драко.

Ты хотел выхватить палочку и убить Люциуса и Вольдеморта. Тебе хотелось проклясть всех твоих так называемых братьев, слабых кровожадных тварей, которые смеялись над страданиями Драко и над унижением Гарри, и проклясть Сириуса Блэка, совершившего такую чудовищную ошибку, когда так нужно было, чтобы он оказался прав.

Но ты не мог сдвинуться с места. Как и раньше, когда твои дети лежали на этих камнях, ты ничего не мог сделать, и любые твои поступки ни к чему бы не привели.

Поэтому ты смотрел. Ты взглянул в измученные глаза Драко и пожелал ему сил и покоя.

Кончилось тем, что он лежал весь израненный, в крови, чуть дыша.

Лицо Гарри было залито слезами. Его голос охрип от проклятий, а его запястья, щиколотки и шея были окровавлены – так сильно он бился в цепях.

– Скажи мне, Поттер, и все закончится. Я прикажу Люциусу остановиться и подарю твоему любовнику, – Вольдеморт презрительно поджал губы, – жизнь. Я даже отпущу его на свободу. Поведай мне вторую часть пророчества, мальчик! Я знаю, что тебе она известна. Дамблдор все тебе рассказал. Скажи мне. Я почувствую, если ты солжешь!

Люциус поставил ногу в ботинке из драконьей кожи на горло своего сына.

Он слегка надавил.

Драко захрипел, и тут Гарри Поттер сломался.

И что-то сломалось в тебе.

– Все очень просто, – осипшим голосом пробормотал Гарри, низко опустив голову. – Темный Лорд отметит его как равного себе, но он будет обладать силой, неизвестной Темному Лорду, и один из них погибнет от рук другого, ибо ни один не сможет жить, пока живет другой. – Гарри глубоко вздохнул и продолжил. – Ты понял? Эта сила... предсмертный подарок моей матери, она была в моей крови, и ты забрал ее. И “ни один не сможет жить”. Это значит, один из нас должен убить другого. Убей меня, и будешь жить вечно.

И тут, несмотря на боль, затуманившую твой рассудок, ты начал что-то понимать. Слезы на лице Гарри и его ужас, когда Люциус пытал своего сына, были абсолютно искренними. Отчаяние Драко не было притворным, как и его крики.

Но Гарри знал: тебе известно, что его “сила” вовсе не в крови.

– И столько шума из-за простого условия “убей или умри”? – удивился Вольдеморт. – Полная чушь. Давай, Люциус, убей его.

Люциус растерянно моргнул.

– Господин?

– Ты оглох, что ли? Я же сказал, убей его! Или мне передать это приятное поручение Беллатрикс.

Ты заметил, с какой отработанной точностью Люциус наносил раны своему сыну; Беллатрикс привыкла к куда большим “художествам”.

Взмах ножа, фонтан артериальной крови, и Драко умолк навсегда.

– Нет! – закричал Гарри. – Подлый обманщик! Ты обещал. Ты же обещал мне! Люциус, я тебя и в аду достану!

– Ты и вправду думал, что я сдержу обещание, данное тебе? Зареванному мальчишке, который убил столько моих последователей? Помнишь, условие, Гарри? Убей или умри! – Вольдеморт ухмыльнулся. – Но сначала мы с тобой позабавимся. В память о наших павших товарищах. Что скажете?

Беллатрикс, Макнейр и Долохов не скрывали своей мерзкой радости. Люциус, похоже, горел желанием жестоко отомстить парню, совратившему его сына. Хвост, как обычно всплеснул руками и запричитал:

– Господин, не верьте ему! Это ловушка! Он лжет!

Ты оцепенел.

Неужели Блэк это предвидел? И позволил свершиться этому кошмару? Все знал и ничего не сделал, чтобы это предотвратить? Даже Дамблдор, безжалостный манипулятор, никогда бы не допустил подобного!

Что за чудовище ты вернул из-за Завесы?

Гарри на мгновение встретился с тобой взглядом, а затем его перевернули на живот и сорвали остатки одежды. Люциус склонился над ним, прикрепил к ошейнику поводок и резко дернул. Вольдеморт стоял рядом, скалясь, словно кобра, готовая укусить, и из его распахнутой мантии торчал длинный белесый член.

Тебя затошнило, но ты не мог выдать себя сейчас, когда драма близилась к развязке.

Должна же представиться какая-то возможность выпутаться из этого дерьма. Хоть какая-нибудь.

Поэтому ты поставил мысленный барьер, оскалил зубы и закричал вместе с остальными:

– Да, господин!

 Отправлено: 11.07.06 14:26. Заголовок: Re:

15.

К счастью для всех, Блэк – последний, кого ты встречаешь на пути к “Возрождению”: Ему не нравится, когда непростительные заклятия звучат в коридорах.

У знакомой арки ты не задерживаешься.

– Ждите здесь, – приказываешь ты Забини и Буллстроуд и входишь в “Возрождение”.

Магический барьер щекочет твою кожу, словно множество ласковых пальцев. Всего один миг ты наслаждаешься этим ощущением, но затем твое сердце сжимается, и тебе кажется, будто портключ перенес тебя в твое кровавое прошлое.

Неожиданно ты снова оказываешься в той самой камере.

Круглая комната с каменными стенами. Иссиня-черный, покрытый пятнами пол. Влага и смертный холод просачиваются сквозь трещины в кладке.

Тебе трудно дышать, сердце колотится о ребра, перед глазами все сливается в одно яркое пятно. Ты хочешь бежать, выхватить палочку и призвать силу, способную разрушить этот мир, полный такого ужаса. Тебе хочется вывернуться наизнанку и сжаться в дрожащий комок.

Но прежде чем твой рассудок успевает тебя покинуть, волна удовольствия растекается от Метки по твоему позвоночнику.

– Северус, – говорит Он с улыбкой. – Проходи и садись.

Отдышавшись, ты начинаешь видеть камеру не такой, какой она была, а такой, какая она сейчас.

Открывшаяся тебе картина настолько невероятна, что ты удивленно моргаешь.

Светильники на стенах излучают радостный волшебный свет. Три кресла расставлены вокруг стола, накрытого к вечернему чаю. На краю поднос с крохотными бутербродами и печеньем. На противоположном углу стола графин с бренди, бутылка виски и два полупустых стакана.

Люциус сидит в удобном кресле. Его цепи исчезли, самые глубокие раны залечены, и одет он в хорошо скроенную, традиционную, хотя и достаточно простую мантию из темно-синей шерсти. И выражение лица у него характерное: самодовольство и легкое удивление.

Зато Он одет, как обычно, небрежно: в черные маггловские джинсы и темно-зеленый джемпер – твой подарок на день рождения. Гладкий трикотаж подчеркивает его широкие плечи и развитые мышцы на груди и руках. Его волосы в беспорядке, на ногах поношенные кеды, а на левом стекле очков – отпечаток пальца.

Понимает ли Люциус, что было бы ошибкой считать его свободный внешний вид признаком лени или небрежности? Ты надеешься, что он это понимает.

– Алкоголь ведь не помешает действию укрепляющих зелий… правда? – спрашивает Он, поднимаясь с кресла в знак приветствия. Он окидывает одобрительным взглядом твой наряд и улыбается, согревая тебя своим радушием.

Ты морщишь нос.

– За столько лет ты так и не изучил элементарных основ зельеделия. – Краем глаза ты замечаешь, что Люциус пристально следит за вашим разговором.

– Разве можно объять необъятное? – усмехается Он, а затем, к твоему удивлению… и шоку Люциуса… тянется к тебе для поцелуя. Когда Он отстраняется, тебя бросает в дрожь. – Тогда доставай укрепляющее. И давай присядем, – Он указывает на кресло напротив кресла Малфоя. – Мы с Люциусом разговаривали.

Ты замираешь, опустив руку в саквояж с зельями и сжав пальцами пузырек; было бы так просто выдать за лекарство медленно действующий яд.

– Уже разговариваете? – произносишь ты без малейших признаков любопытства. Ты ставишь нужный флакон на стол перед Люциусом и опускаешься в кресло. – Могу я спросить, о чем?

– О разных вещах, – отвечает Он, усаживаясь и беззаботно пожимая плечами. – О шансах Ирландии на победу в мировом чемпионате по квиддичу. О недавних реформах Шаклболта. О наиболее интересных открытиях у нас и за рубежом, в том числе о твоих достижениях в лечении ликантропии. Хм, что еще?... – Он постукивает указательным пальцем по подбородку. – О падении курса галеона к фунту. Как хорошо, что Дин это предусмотрел, и мы удачно вложили деньги. – Он берет стакан и вертит его в руках. – Ах, да, мы еще говорили о возможном участии Люциуса в деятельности корпорации “Феникс”.

Метка молчит.

Твое наигранное равнодушие испаряется.

– Серьезно?

Губы Люциуса изгибаются в легкой усмешке.

– О да, Северус, – отвечает он, поднимая стакан. – Гарри был так любезен, что вылечил мои свежие раны, – он бросает на тебя выразительный взгляд, – а затем мы провели несколько приятных часов, наслаждаясь его великолепным виски и обсуждая мое участие в его исследованиях. Как тебе известно, моя библиотека и коллекция магических артефактов ценятся весьма высоко, как и мои познания в теоретической и практической магии.

Ты прищуриваешься. Уже “Гарри”?

Метка по-прежнему молчит. Как действовать дальше?

Белокурый ублюдок явно развлекается.

– Как приятно побеседовать с человеком, понимающим, что чрезвычайные обстоятельства требуют… экстренных мер. – Он поднимает стакан и делает глоток виски.

– Понятно. – В твоем голосе звучит раздражение. Похоже, Малфой извлек все возможное из общения с Ним. – И что же вы оба решили?

Люциус непринужденно откидывается на спинку кресла:

– Гарри?

– Что Люциус определенно будет нам полезен, с учетом его талантов и всего остального, – отвечает Он безразличным тоном, но ты Меткой чувствуешь любопытный ход размышлений; очевидно, все не так, как кажется с первого взгляда. – Конечно, я потребую от него соблюдения некоторых условий, – Он с громким стуком ставит стакан на стол. – В свете “экстренных мер” и “чрезвычайных обстоятельств”, о которых он говорил.

– Ну конечно, – откликается Люциус, стараясь не встречаться взглядом с вами обоими. И все равно, ты чувствуешь его неуверенность; к несчастью для него, несмотря на твою психическую неустойчивость ты остался прекрасным легилиментом. – Я согласен, – продолжает он, – сделать щедрое пожертвование…

– В этом нет нужды, – отмахивается Он. – Денег у нас больше, чем мы можем потратить… результат удачных инвестиций и очень щедрых пожертвований… а наша библиотека и архивы достаточно хорошо укомплектованы, во многом благодаря усилиям Гермионы, Сириуса и Северуса. На самом деле, Люциус, я имею в виду кое-что другое.

– Да? – Похоже, это неприятная новость для Малфоя. Ты не можешь сдержать улыбку. Ему давно пора понять, что деньгами не каждую проблему решишь.

Вместо ответа Он зовет домового эльфа.

– Добби, ты мне нужен!

Вспышка света, хлопок, и появляется Добби.

– Добби пришел! – с готовностью объявляет он, а затем замечает Люциуса. Его уши тут же опускаются, а глаза превращаются в узкие горящие щели. – Чем Добби может услужить самому доброму и великодушному Гарри Поттеру? – Он явно надеется, что ответом будет: “Вышвырни Люциуса Малфоя из дома, а когда вышвырнешь, можешь делать с ним все, что захочешь”.

– Убери это, пожалуйста, – Он указывает на поднос с чаем. – И принеси контракт, чтобы мистер Малфой смог его изучить.

Огромные уши Добби встают торчком, и глаза широко раскрываются.

– Тот самый контракт?

– Да, Добби, тот самый.

– Как будет угодно Гарри Поттеру, – радостно отвечает Добби. Он щелкает пальцами, и стол сразу становится чистым. Еще один щелчок, и на месте посуды оказывается шкатулка из полированного дерева.

В Его следующих словах звучит явный вызов:

– Открой ее, Люциус. Посмотри. Убедись, что тебя все устраивает.

Когда Люциус тянется к шкатулке, его руки дрожат.

Он открывает крышку.

Краска сходит с его лица.

Внутри на бархатной обивке лежит черный кожаный ошейник и свернутый кольцами поводок.

Метка вспыхивает триумфом, и твое сердце замирает: Он сдержал свое обещание. Как ты мог сомневаться?

Бороться уже не нужно; война выиграна без тебя.

На твоих губах появляется угрожающая и удовлетворенная улыбка.

– Прими укрепляющее зелье прямо сейчас, – говоришь ты, протягивая Люциусу пузырек. – Я уверен, что оно тебе скоро понадобится.

* * *

В Его комнатах или твоих вы никогда не боретесь за власть. Там вы поддерживаете друг друга. Занимаетесь любовью, разделяете уютное молчание, играете в шахматы, спорите о пустяках, обсуждаете планы на будущее и обнимаете друг друга, когда ночные кошмары или угрызения совести становятся невыносимыми. Там, как и в остальной части поместья, и в огромном внешнем мире, Он относится к тебе, как к равному. Но в “Возрождении” все иначе.

Здесь Он твой хозяин, а ты – Его раб. Ты выполняешь Его приказы и подчиняешься Его воле, не задавая вопросов, хотя и чувствуешь иногда страх или желание возразить. На этой территории ты даешь Ему абсолютную власть над собой. В ответ Он дарит тебе мир, лишенный неопределенности и проблем выбора, мир, где твои потребности удовлетворяются, и твое доверие никогда не будет нарушено.

Другие люди высмеивали или пытались использовать твою готовность служить, твое стремление быть верным единственному человеку. Но Он это понял. Он смыл с твоей кожи знак Вольдеморта – это было невероятное проявление могущества, поразившее тебя до глубины души. От Дамблдоровской паутины лжи и манипуляций ты освободился несколькими месяцами ранее, когда Альбус был убит Вольдемортом. И когда ты склонился перед Ним и принял Метку Феникса, Он поклялся, что ты никогда об этом не пожалеешь.

Ты и не пожалел.

Каждый раз, входя в “Возрождение”, ты не знал, как оно будет выглядеть: Он изменяет оформление в соответствии со своими желаниями. Пышно обставленные комнаты, роскошные ковры, шелковые простыни, словно из фантазий о дворце султана. Скромная детская спальня с металлической кроватью, покрытой стеганым голубым одеялом. Звериная шкура перед горящим камином. Обитый войлоком стол, как раз под твой рост, с блестящими металлическими кольцами и грубыми кожаными ремнями.

И точно так же, входя вовнутрь, ты никогда не догадываешься, чего Он от тебя потребует. Ты укладывал Его в постель и читал Ему перед сном детские сказки. Ты купал Его в ванне, напевая колыбельные, хотя и знал, что Он предпочитает душ. Ты опускался перед Ним на колени, распахивал Его подбитую горностаем мантию и отсасывал у Него, сидящего на высоком золотом троне. Ты избивал Его до крови и называл безрассудным, безответственным, испорченным мальчишкой с комплексом спасителя. Ты грубо Его трахал, сжимая Его горло кожаной удавкой. Ты позволял Ему завязать тебе глаза, уложить вниз лицом, связать шелковыми шнурами и вылизать языком каждый дюйм твоей кожи, а потом медленно тебя трахать, не позволяя кончить.

Странные вещи, банальные, волнующие, сексуальные; приятные, пугающие или вызывающие возбуждение. Но тебе никогда не приходилось задумываться об их аморальности, страдать из-за возможных последствий или испытывать гнетущее подозрение, что тебя снова выставили дураком. И лишь единственный раз Он причинил тебе физическую боль – когда сделал пирсинг.

Когда ты приходишь, Он всегда говорит, чего хочет, и задает традиционный вопрос: “Ты согласен, Северус?”

Ты ни разу не сказал “нет”. И вряд ли когда-нибудь скажешь.

Без “Возрождения” твой разум рассыпался бы на части, а его воля вырвалась бы из-под контроля.

Немногие могут понять эту странную связь между вами. Длительные сексуальные отношения между двумя мужчинами – дело обычное, но это?! Сплетни, печатающиеся в прессе, как и следовало ожидать, полны непристойностей, и многие из Его близких друзей, такие как Грейнджер, недовольны характером этой связи. Их золотой мальчик должен быть безупречен.

Как ни странно, Блэк понимает. Возможно, те, кто уже умирали, лучше разбираются в потребностях живых людей.

– Есть вещи, которые нужны Гарри, и которые я никогда не смогу ему дать, – сказал он тебе однажды. – А ты никому больше не сможешь довериться, Северус. Вы просто созданы друг для друга.

Ты велел ему не лезть не в свое дело, но все-таки тебе было приятно это услышать.

Большинство из твоих приближенных, те же Миллисента и Блейз, относятся к вашим отношениям прагматично. Они в долгу перед Ним, и считают, что после войны вы оба заслужили покой, так что плевать на домыслы и сплетни.

Люциус из тех, кто считает твой выбор достойным презрения. В этом смысле он всегда считал тебя недостойным: разве настоящий мужчина пожелал бы принадлежать кому-то без остатка? Разве настоящий волшебник смог бы поклясться в верности – искренне?

Стремление к власти естественно для любого волшебника. Но полное подчинение… особенно в сексе? Конечно, нет!

И это делает его “контракт” еще более интригующим.

Ты видишь, какими глазами Люциус смотрит на ошейник и поводок, и удобнее устраиваешься в кресле, наслаждаясь его попытками скрыть нарастающую панику.

* * *

Вскоре после ухода Добби Люциус вновь обретает дар речи:

– И в чем же смысл этого… этого “документа”?

Он улыбается.

– Уж при твоем уме мог бы и сам догадаться.

Помолчав, Люциус с вымученной веселостью восклицает:

– Отличная шутка, Гарри. Очень остроумно. Сначала я и вправду подумал, что ты хочешь надеть на меня эту штуку.

Неожиданно в комнате становится темнее.

– Тебе кажется, я смеюсь? – тихо говорит Он. – Ты наденешь на себя ошейник, Люциус. А после этого я решу, что мне с тобой делать.

Люциус вскакивает, ударяясь бедром о край стола. Шкатулка опрокидывается и “контракт” вываливается на столешницу, словно ожидая своего выполнения.

– Это безумие!

– Правда? – спрашивает Он, поднимаясь из кресла одним плавным движением. – Ты поклялся в верности маньяку, Люциус. По его приказу ты насиловал, убивал и калечил людей. Ты убил собственного сына, хотя я готов согласиться, что ты проявил больше милосердия, чем проявила бы Беллатрикс. Ты убил и замучил сотни волшебников, ведьм и магглов, и ты подвергал пыткам людей, которых я любил. – Его голос понижается до угрожающего шепота. – И после этого тебя пугает поводок и ошейник? Какой же ты трус!

Люциус раздувает ноздри.

– Я не трус!

– Разве? А я помню, как тебе в первый раз удалось отвертеться от Азкабана. “Я не виноват, я все время был под империо!”. – Он поджимает губы. – И еще куча взяток представителям министерства.

– Ты не знаешь, о чем говоришь!

Он делает всего один шаг к Люциусу, и ты с наслаждением замечаешь, как дергается Малфой, пытаясь не отшатнуться.

– И еще ты, кажется, забыл, что я видел твою “храбрость” собственными глазами. Ты так трясся за свою шкуру, что предпочел убить Драко, чем дать отпор Вольдеморту.

Люциусу так хочется свалить на Него вину, что он забывает о вежливости.

– Ты сам во всем виноват, Поттер! Ты его в это втянул! Он не должен был там находиться.

– Его бы там и не было, если бы ты оказался хорошим отцом. Если бы ты не лгал ему и не оттолкнул бы его, словно какой-то мусор, когда он не оправдал твои дерьмовые ожидания.

– Ты понятия не имеешь о том, как воспитывают Малфоев, Поттер, так что не смей выговаривать мне! – кричит Люциус. – После того, как вас поймали, он уже не мог остаться в живых. Моя смерть ничего бы не изменила.

– Не изменила бы?! – вспыхивает Он. – Даже если бы его последнее воспоминание было о том, как отец встает на его защиту? Ну да, это ничего бы не изменило. Ты ничем не лучше Хвоста, Малфой. Он предал моих родителей, потому что боялся за свою жизнь. Бедняга Питер. Слишком трусливый, чтобы поступать по совести или принять последствия своих поступков. И ты точно так же предал своего сына.

– У меня нет ничего общего с Петтигрю!

– Не строй из себя оскорбленного в лучших чувствах. – Он выхватывает палочку и направляет ее в грудь Люциуса. – Как хорошо, когда в твоих руках палочка или нож, правда, Люциус? Как забавно подвешивать магглов вверх ногами и пугать их до усрачки. Как прекрасно захватывать детей и убивать их на глазах у родителей. Или насиловать дочерей, сыновей и жен на глазах у отцов и мужей. А еще приятнее, когда ты делаешь это с “предателями”. Особенно, когда ты окружен друзьями, и потом они будут обмениваться впечатлениями за бутылкой вина. – Из Его палочки сыплются искры, и Люциус шарахается назад, спотыкаясь о твой саквояж с зельями. – Но когда палочку направляют на тебя, все выглядит совсем иначе, правда?

– Они были слабаками. Идиотами.

– Ну да, а ты богатый и могущественный Люциус Малфой, – усмехается Он. – Тебя арестовали во Франции, когда ты трахал министерского шпиона, сломали твою палочку, а потом Шаклболт передал тебя мне. “С наилучшими пожеланиями в подарок на Рождество”. – С неприятной улыбкой Он указывает палочкой в сторону лежащего на столе ошейника. – Вот твой контракт, Малфой. Прими его или откажись. Мне все равно, что ты выберешь.

Люциус окидывает Его холодным взглядом.

– В таком случае я предпочту отказаться.

Ты не можешь сдержать смех. Люциус вздрагивает от резкого звука, как будто уже успел забыть о твоем существовании.

– Я бы на твоем месте согласился, – хрипло говоришь ты. – Несмотря на чистую одежду, виски и сладости, ты здесь не гость. Ты не в том положении, чтоб торговаться. Помнишь, что ты мне говорил о военных трофеях? – Услышав эту фразу, Люциус сжимает зубы. – Я подозреваю, что выбора у тебя нет. Или ты принимаешь ошейник, или…

Люциус не дурак и не самоубийца. У живого человека всегда есть шанс. А мертвый – это лишь кусок холодной плоти. Он выбирает проверенную тактику выжидания.

– На какой срок?

– Ошейник? – с легкой улыбкой уточняет Он. – На столько, насколько потребуется. – Затем Он отходит от стола и поворачивается к гладкой стене. Взмах палочки, и на месте стены появляется огромный горящий камин. Он стоит молча, спиной к Люциусу, глядя в ревущее пламя.

Люциус все еще сомневается.

Ты кладешь ногу на ногу и подпираешь кулаком подбородок.

– Всего лишь несколько часов назад, Люциус, ты говорил, что скорее умрешь, чем последуешь моему примеру. Ну и что же ты скажешь теперь? Уверяю тебя, мне доставит удовольствие любой ответ.

– Ты наслаждаешься этим, ублюдок!

Ты ухмыляешься ему в лицо.

– Это так очевидно?

Трясущимися от ярости и отчаяния руками он берет ошейник. Пряжка расстегивается с мелодичным звуком.

– Ты должен был умереть тогда, в той дыре, Северус, – говорит Малфой. – И Поттер тоже. Вы оба должны были умереть.

– Возможно, – тихо отвечаешь ты. – И может быть, ты еще пожалеешь, что мы остались в живых.

 Отправлено: 11.07.06 14:26. Заголовок: Re:

16.

Ты шел по длинному коридору с таким видом, словно имел право здесь находиться.

“Всегда должен быть план, – говорил ты своим ученикам и, в том числе, импульсивному до отвращения Гарри Поттеру. – Никогда не действуйте вслепую или не продумав пути отхода”.

И все же ты пришел сюда, без малейшего намека на план, но с железной решимостью спасти его жизнь. Не из-за долга перед Джеймсом или презрения к Вольдеморту, а потому что привязался к этому щенку. Впрочем, этой привязанности было мало, чтобы спасти его от пыток, тем самым выдав себя и утратив возможность связаться с Орденом – впрочем, это ничего не дало, потому что Вольдеморт запретил своим слугам покидать здание. И насколько же искренними были твои мотивы?

“Последствия пыток можно вылечить, – напомнил ты себе. – Но от смерти вылечиться невозможно. А Вольдеморт, без сомнения, прикажет убить Поттера или сделает это собственноручно, как только проанализирует его трактовку пророчества и посоветуется с экспертами в области прорицаний”.

Драко мертв! Так чего же добился Поттер своим спектаклем? И в какие игры играет Блэк? Он знал, что ты не позволишь Поттеру умереть. “Пусть случится то, что должно случиться”. Будь прокляты эти провидцы с их пророчествами! Нет, Поттер не должен был умереть, пока ты мог предотвратить его смерть. И ты нарочно не думал о том, какими будут последствия.

Двое из твоих бывших соратников караулили у двери его камеры.

“Всегда действуйте быстро и решительно, – говорил ты своим ученикам. – Наносите сильный, смертельный удар. А о законности и морали успеете подумать потом”.

– Снейп, – сказал Долохов. – Что ты здесь делаешь?

– Avada Kedavra, – ответил ты.

Крэбб выхватил палочку на секунду позже, чем следовало. Его тело упало на каменные плиты рядом с телом Долохова.

– Alohomora, – воскликнул ты. Дверь камеры распахнулась, и в коридоре зазвучал сигнал тревоги.

Поттер лежал на полу. Голый, дрожащий, израненный, весь в крови.

Ты наклонился над ним.

– Поттер, – окликнул его ты, ударив его по щеке. – Очнись. Надо идти.

Его глаза казались остекленевшими от боли и шока.

– Северус? Че…?

– Я говорю, вставай, глупый мальчишка, пора уходить. – Ты направил на него палочку и произнес заклинание Ennervate.

Он вздрогнул всем телом, но его руки и ноги остались такими же безвольными. Последствия голода и пыток

Черт побери!

– Выпей, – приказал ты, поднеся к его губам флакон с сильным укрепляющим зельем.

Он глотнул, закашлялся, моргнул близорукими глазами, но теперь его взгляд стал чуть более осмысленным.

– Северус. Это ты. Сириус говорил, что ты придешь.

– Тссс. – Ты поднял его и укутал в свой зимний плащ. – Держи палочку, – ты вложил в его вялую ладонь тонкий деревянный стержень, стараясь не думать о том, как палочка попала к тебе в руки. – И вот, возьми, – в другую ладонь ты вложил галеон. – Это портключ. Он перенесет тебя в Хогвартс, на опушку леса недалеко от хижины Хагрида. До замка доберешься сам. Но как только ты появишься на территории, сработает сигнализация. Кто-нибудь наверняка тебя встретит. – По крайней мере, ты очень на это надеялся.

– А как же ты? – спросил он, изумленно глядя на трупы у своих босых ног. – Разве ты не идешь со мной?

Ты не ответил; антиаппарационные чары все еще действовали, а портключ был рассчитан на одного. Вместо этого ты поднял Поттера на ноги и ткнул своей палочкой в лежащий на его ладони галеон. – Обо мне не беспокойся, думай лучше о себе. Portus Coepi!

– Северус, нет! – крикнул Гарри, но магия портключа уже начала действовать, унося его от опасности.

Тебе не повезло. В коридоре уже зазвучали шаги. Ты повернулся, пытаясь закрыться щитом, но два мощных удара обрушились на тебя прежде, чем ты успел произнести заклинание. Оглушенный и парализованный, ты лежал на полу, слыша звук приближающихся шагов. Чьи-то ноги возле твоего носа. Три пары ботинок. Одна пара женская.

– Смотри, Рудольф, – с явным удовольствием произнесла женщина. – Еще одна крыса. Как ты думаешь, Лорд не будет возражать, если мы сдерем с нее шкуру?

Ботинок из дорогой драконьей кожи пнул тебя под ребра. Жаль, что ты не мог убить Люциуса, не подняв тревоги, когда вытаскивал из его кармана палочку Гарри.

– Подожди своей очереди, Беллатрикс, – сказал он. – Сначала нам с Северусом придется кое-что обсудить.

Ты услышал треск колдовского пламени, ощутил вспышку боли, и мир вокруг померк.

 Отправлено: 11.07.06 14:27. Заголовок: Re:

17.

Через несколько минут жар пламени прогоняет сырость, а аромат горящих в камине душистых поленьев развеивает затхлый запах старых камней.

По мановению Его палочки комната изменяется. Волшебные огни исчезают. На их месте появляются дюжины горящих свечей в бронзовых канделябрах, в серебряных и медных подсвечниках, расставленных на низких столиках.

Ледяные плиты под ногами покрыты роскошными восточными коврами. На стенах висят гобелены. Стол и кресла заменены более экзотичной мебелью. Медные курительницы на каминной полке и тумбочке испускают ароматный дым. Низкие столики инкрустированы слоновой костью и перламутром. Тахта из черного дерева накрыта красным бархатным покрывалом. На широкой и низкой кровати голубые, зеленые и красные простыни.

Темнота в комнате скорее создает ощущение интимности и предвкушения, чем угрозы. “Возрождение” – уже не тюрьма. Скорее – спальня, предназначенная для низменных удовольствий военного вождя.

Он небрежно взмахивает палочкой, и Его одежда изменяется. Теперь вместо джинсов и джемпера на Нем традиционная мантия из кроваво-красного бархата с золотой каймой. Как ни странно, Он босиком. Его пальцы зарываются в мягкий ворс ковра.

– А чего ты ждал, камеры пыток? – Он улыбается, глядя в недоумевающее лицо Люциуса. – Плетей? Цепей? Ржавого желоба в полу для сбора крови?

Люциус качает головой.

– Честно говоря, да.

– Так я и думал, ведь я знаю, как ты любишь причинять боль. Ты и Макнейр, – Он задумчиво потирает подбородок. – Я слышал, ты считал себя настоящим мастером в пыточном деле. Мои агенты часто говорили мне: “Любой ценой не дай Малфою или Макнейру захватить тебя в плен”. Ты не поверишь, как часто они предупреждали об этом Драко. И спрашивали, не научил ли ты его каким-нибудь из своих фокусов.

– Я сделал то, что должен был сделать, – бормочет Люциус, глядя на ошейник в своих руках.

– Нет, ты делал то, что хотел, Люциус, и тебе это нравилось, – говорит Он с мрачной улыбкой. – Не отрицай. Я видел, как ты был возбужден, когда перерезал горло Драко. Я читал мысли твоих “темных братьев”, – Он поджимает губы, – перед тем как убить их. Я заглядывал в их воспоминания и видел, как ты любил следить за скольжением твоего ножа по коже и за вытекающими каплями крови. Как ты любил слушать крики. – Он начинает медленно обходить Люциуса по кругу. – Здесь я делаю то, что хочу, Люциус, все что хочу. И как ты теперь себя чувствуешь? Тебе страшно?

Во взгляде Люциуса настороженность и обида.

– Да, – тихо говорит Он, – ты боишься. Ты думаешь о том, сколько есть способов причинить тебе боль, не повредив твою кожу и не запачкав ковры твоей кровью. Ты вспоминаешь о том, как я убил Вольдеморта, разорвал сердце в его груди, даже не взмахнув палочкой. Как испепелил его тело, не произнеся ни слова. Ты думаешь о том, как ужасна была эта смерь, и что себе ты хочешь быструю и безболезненную. И ты жалеешь, что тебе не хватило храбрости отказаться от ошейника.

– Ты еще меня обвиняешь? – спрашивает Люциус, глядя на Него с яростью. – Ты сумасшедший!

К твоему удивлению, Он смеется.

– Сумасшедший? Не надо верить всему, что пишут в “Ежедневном пророке”, Люциус. Но позволь мне тебя успокоить. Боли не будет. Можешь спросить у Северуса. – Он поворачивается к тебе. – Я когда-нибудь причинял тебе боль в этой комнате без твоего согласия?

– Нет, никогда, – отвечаешь ты, чувствуя предвкушение и… страх.

Что он задумал? Какова будет твоя роль? В какой пьесе тебе придется играть?

Мыль о… зрителе тебя тревожит; ты сразу же вспоминаешь о другой похожей камере в далеком прошлом.

– Ты видишь? Боль неэффективна. Северус остается со мной вовсе не потому, что я накажу его за уход.

– Нет, – Люциус почти усмехается. – Он с тобой, потому что носит твою Метку.

Ты поражен его наглостью.

Люциус явно доволен собой.

– Да, Северус. Я это знаю. Как видишь, за мои деньги можно купить достоверную информацию.

– Метка Феникса, – равнодушно говорит Он. – Да, Северус – один из двоих ныне живущих людей, не считая меня, кто носит ее. Эту метку носил и твой сын. Но твои шпионы ошиблись, Люциус: это не клеймо собственника. Это контракт, подобный тому, что ты держишь в руках. Но этот контракт заключен на полностью взаимных условиях. Северус может уйти в любое время, как только захочет, по любой причине, не боясь наказания или погони. – От простого упоминания об уходе твое сердце сжимается. – Ни один сотрудник корпорации “Феникс” никогда не подвергается принуждению. Тем более, член моей семьи.

Люциус фыркает:

– И ты ждешь, что я в это поверю?

– Можешь не верить. Но это правда. Я очень высоко ценю свободу выбора. – Он складывает руки за спиной и глядит на Люциуса, не мигая.

Ты прекрасно знаешь, как это важно для человека, который был практически лишен возможности выбирать собственную судьбу.

– Уверяю тебя, все, что случится сегодня, – продолжает Он, – произойдет по твоему собственному согласию.

– Как ни старайся, Поттер, ты не сможешь скрыть свое намерение наказать меня за так называемые преступления, которые ты мне приписываешь.

– Нет, что ты, Люциус? Ты ничего не понял, – Он качает головой. – Я вовсе не намерен тебя наказывать. Я собираюсь тебя сломать.

Люциус судорожно сжимает в руках ошейник.

– Я собираюсь полностью тебя изменить. И обещаю, что тебе это очень понравится.

Загнанная в угол крыса, показывает зубы. Люциус – не исключение.

– Ты думаешь, что сможешь сломать меня, мальчик?

Хотя Он молчит, в его улыбке обещание и абсолютная уверенность. В течение нескольких бесконечных мгновений они смотрят друг другу в глаза, и, наконец, Люциус отводит взгляд. Наверное, ему все-таки хочется дожить до следующего дня.

Улыбка становится шире.

– Согласен ли ты, Люциус Малфой? Согласен ли ты надеть этот ошейник и подчиняться моим приказам так долго, как я сочту нужным?

– Подчиниться или умереть? Не такой уж большой выбор.

– Ради Мерлина, Люциус, – со злостью бросаешь ты. – Ломаешься, словно целка. Выбирай то или другое, и покончим с этим.

На его лице вызов, и ответ дается ему с трудом, но он отвечает:

– Да.

– Тогда дай Северусу ошейник и встань на колени, чтобы он надел его на тебя.

Во его взгляде мелькает ужас. Люциус неловко протягивает ошейник, а затем опускается на колени, глядя на тебя с ненавистью.

Метка излучает удовлетворение и надежду.

– Северус, – говорит Он. – Согласен ли ты сделать все, что потребуется, чтобы сломать Люциуса Малфоя?

Ты смотришь на ошейник. Он так наполнен магией, что вибрирует в руках. Отблески пламени играют на серебристых волосах Люциуса, и он сжимает кулаки, стараясь сохранить неподвижность. Сам ты много раз вставал перед ним на колени, распахивал его мантию и ублажал его своим ртом. Он ни разу не доставил тебе такое же удовольствие. А потом вас связала другая история, гораздо более страшная. Ответ на Его вопрос может быть только один.

– Да, я согласен, – говоришь ты, а потом проводишь руками по волосам Люциуса и надеваешь на него ошейник.

Пряжка издает все тот же мелодичный звук, Люциус вздрагивает, почувствовав действие заклинания; дело сделано.

– Вот и прекрасно, – говорит Он, шагая к кровати. Он вытягивается на ней поперек и кладет руку под голову. Языки пламени отражаются в стеклах его очков. – А то я уж подумал, что все-таки придется закапать кровью ковры.


Продолжение следует...

 Отправлено: 14.07.06 07:05. Заголовок: Re:

– Да действуй уже, ради Мерлина, – говорит Люциус.

Он смеется.

– Тебе так не терпится? В таком случае, Северус, давай не будем задерживать мистера Малфоя. Поцелуй-ка его. Я хочу это видеть.

Люциус удивленно моргает, он совершенно ошеломлен.

Но ты, однако, не удивляешься.

Ему нравится смотреть на тебя, даже когда ты находишься в своих апартаментах. Ему нравится видеть, как ты ублажаешь себя. Он лежит рядом с тобой на постели, поглаживая свой член, и смотрит, как доводишь себя до оргазма или готовишься к сексу с Ним, растягивая себя пальцами, закусив губу, задыхаясь от стонов.

Разница лишь в том, что сегодня ты будешь с другим, и что Люциус тоже станет смотреть; от этих мыслей тебя бросает в дрожь.

– Все в порядке, Северус, – говорит Он, догадавшись о причине твоих колебаний. – Я хочу, чтобы ты это сделал. И это необходимо. Ты же знаешь.

Ты чувствуешь прикосновение Его разума и понимаешь: Он прав. Люциуса можно пытать хоть сутки напролет, но он лишь согнется, а не сломается. Боль не разрушит его личность, как не разрушила твою. С другой стороны, добровольное подчинение... но какие ужасные воспоминания тебе придется для этого преодолеть! Впрочем, ты обещал, когда Он вернул тебе твой рассудок и палочку, что будешь выполнять все Его просьбы. И еще одно: эта конкретная задача станет для тебя не такой уж тяжелой, если ты сумеешь забыть прошлое: Люциус все еще тебе нравится.

Глубоко вздохнув, ты хватаешь Малфоя за плечи и заставляешь встать. Он выше тебя всего лишь на пару дюймов, и поэтому так просто взять в ладони его лицо и привлечь его к себе для поцелуя. В награду ты получаешь дрожь удовольствия, исходящую от Метки.

Люциус сопротивляется, пытается отвернуться.

– Твой жалкий поцелуй, Северус, не вызывает у меня никаких чувств, кроме тошноты.

– Он все еще боится, – говорит Он, и Малфой напрягается еще сильнее, похоже, ему хочется оспорить Его слова. – Значит, не торопись. Соблазни его. Я хочу, чтобы он получил удовольствие.

Люциус открывает рот, чтобы возразить, но ты крадешь слова с его губ.

Кончик твоего языка снова и снова движется по его сжатым губам. Не дождавшись реакции, ты нежно проводишь ладонями по его затылку, а затем поглаживаешь большими пальцами виски. Терпение и настойчивость, прикосновения языка, легкие движения пальцев, ты прижимаешься к нему всем телом, и постепенно он начинает расслабляться.

Хотя твои глаза закрыты, ты прикасаешься к нему, и его мысли лежат на поверхности. Так просто до них дотронуться и увидеть... светловолосую женщину... молодую Нарциссу... и ее сохраненный в памяти поцелуй.

Ее язык скользил по его губам, дразня, проникая внутрь, вызывая у него стоны. Подражая ей, ты снова и снова просовываешь кончик языка между его губами, пока они не смягчаются настолько, что пропускают тебя вовнутрь – в пахнущий виски рот... и тут воспоминание меняется, и в объятиях Люциуса оказывается высокая темноволосая красотка, которую ты никогда раньше не видел. Проститутка, наверное.

Она решительно действует язычком, вынуждая Люциуса отвечать. Ты поступаешь так же, и чувствуешь, как его объятия становятся крепче. Его язык вторгается в твой рот, прикасается к нёбу – к самому чувствительному месту, вырывая у тебя невольный стон... а потом Люциус в страхе отталкивает тебя, одновременно выбрасывая из своих мыслей, так что ты делаешь шаг назад и натыкаешься на спинку кровати.

– Нет! – кричит Люциус. – Я не буду этого делать!

– Не “нет”, а “да”, – терпеливо возражает Он. – Будешь. А иначе... – Он щелкает пальцами, и Малфой неожиданно начинает задыхаться, вцепившись руками в ошейник. Покраснев и закашлявшись, он падает на колени. – Ты слишком много думаешь, Люциус, – равнодушно замечает Он, а затем снова щелкает пальцами, снимая удушающее заклятие. – Прямо вылитый Северус. Почему бы просто не расслабиться и не получить удовольствие? Вы ведь были когда-то любовниками. Ты делал все это раньше. И, уверяю тебя, сейчас Северус стал гораздо опытнее.

– Это бессмысленно, – с трудом выдавливает Люциус.

– Нет, в этом-то и весь смысл. Ты согласился. Ты принял ошейник. Так что теперь принимай последствия своего выбора.

“А не то...” – непроизнесенная фраза повисает в воздухе.

Теперь твой ход. Ты протягиваешь руку Люциусу. Через мгновение, глубоко вздохнув, он принимает твою помощь.

– Попробуйте еще раз, – говорит Он. – Еще один поцелуй. И на этот раз, Люциус...

– Да, да, я знаю, – торопливо говорит он. И тут же его ладони скользят по твоим волосам, его зубы сталкиваются с твоими, и его язык лезет к тебе в рот.

Но ты знаешь, что эта спешка – вовсе не то, что хочет Он, по крайней мере, пока.

Поэтому ты прогоняешь воспоминания, вызванные его прикосновениями. Ты обнимаешь своего вынужденного партнера и поглаживаешь кончиками пальцев его плечи, успокаивая его. Ты очень осторожно вынуждаешь его сбавить темп и наслаждаться вкусом твоих влажных губ, прикосновением языка, теплом, исходящим от твоего тела, и трением парчи о шерстяную ткань.

Хотя его мысли закрыты, защита очень слаба. Так просто слегка надавить и вызвать в его памяти воспоминания о других поцелуях, других женщинах и мужчинах, и о долгих ночах наслаждения.

– Ммм, да. Тебе это нравится? – шепчешь ты между поцелуями, видя перед собой его затуманенные глаза, раскрасневшееся лицо, и чувствуя, как его длинный и твердый член упирается в твое бедро.

Жаркая пульсация похоти, исходящая от Метки, приводит твой член в полную боевую готовность; теперь не так уж трудно забыть взмахи его ножа, твои крики, тьму и отчаянное царапанье ногтей по каменной крышке гроба.

– Не так уж и страшно, правда, Люциус, целовать моего любовника? – говорит Он со смехом.

Но тело Люциуса все еще напряжено, и ты чувствуешь его смущение и несогласие. Что такого ужасного в обычном поцелуе? Разве может удовольствие быть страшнее боли? Ну да, похоть однажды завлекла его в ловушку, совсем недавно, в Париже. И все-таки...

– Продолжай, Северус, – шепчет Он. – Я хочу видеть большее.

Теперь, когда ты сумел преодолеть свои страшные воспоминания, к чему колебаться? Когда-то очень давно Люциус подарил тебе один из первых поцелуев в твоей жизни. С тех пор он многому научился. И ты подчиняешься, используешь весь свой опыт, чтобы прогнать его смущение и волю к сопротивлению нежными прикосновениями губ, зубов и языка.

Твои пальцы поглаживают его затылок, вызывая у него мурашки. Ты покрываешь поцелуями его подбородок, проводя языком по серебристой щетине и согревая кожу своим дыханием; Люциус тихо стонет.

Одной рукой ты медленно проводишь по его шее, плечу, берешь его за руку и поглаживаешь ладонь. Пальцами другой руки ты начинаешь перебирать его волосы; его дыхание становится чаще.

Когда ты просовываешь колено между его ног и начинаешь ритмично надавливать на твердую выпуклость его члена, ты чувствуешь, как слабеет его желание сопротивляться; чуть больше прикосновений, еще несколько стонов, и это желание вовсе исчезнет.

– Давно у тебя не было такого, да, Люциус? – хрипло шепчешь ты ему на ухо. – Ножу, хлысту или испуганной девственнице никогда не сравниться с умелым партнером. – Когда ты сдвигаешь ворот мантии и целуешь его в ключицу, он громко ахает.

– Черт возьми, Северус, – стонет Малфой, и ты улыбаешься, уткнувшись лицом в его плечо.

На кровати Он ерзает по покрывалу и распахивает мантию. Под ней ничего нет. Пламя свечей поблескивает в каплях пота, выступивших на Его груди и ногах.

– Расстегни его мантию, Северус. Я хочу его видеть, – говорит Он, теребя свой сосок, а потом опускает руку и начинает поглаживать стоящий член.

Ты отпускаешь ладонь Люциуса и начинаешь расстегивать шершавые металлические пуговки. Он вздрагивает – от желания или от страха – с каждым обнажающимся участком кожи. Мантия соскальзывает с его плеч, открывая красивый член, который ты так хорошо помнишь, мускулистые плечи, грудь, бедра, покрытые серебристыми волосками.

– О да, мне нравится, – говорит Он, сдвигая крайнюю плоть большим и указательным пальцами. Головка Его члена блестит от влаги. Он лениво вытягивается на кровати, полностью обнажив одну ногу. – Все эти годы в бегах пошли тебе на пользу, Люциус. Ты в хорошей форме.

Надо быть совершенно слепым, чтобы не заметить явный интерес Люциуса к маленькому представлению, которое Он устроил.

– Я хочу, чтобы ты у него отсосал, Северус, – говорит Он, медленно поглаживая свой член. – Опустись на колени и доведи его до оргазма. Не торопись, растягивай удовольствие.

Может, ты и воспротивился бы этому приказу, но привычка подчиняться слишком сильна. Ты встаешь на ковер на колени, проводишь руками по узким щиколоткам Люциуса и разуваешь его. Поглаживаешь его икры, щекочешь кончиками пальцев заднюю часть коленей, и продолжаешь двигаться вверх: ласкаешь бедра и поджарые ягодицы. Затем наклоняешься вперед и берешь в рот такой знакомый, слегка изогнутый член.

Стон Люциуса смешивается с Его стонами.

Чувствуя во рту теплый и толстый член, ты уже не можешь отрицать свое желание. Не можешь больше притворяться, будто это из-за Метки и отголосков Его похоти твои внутренности скручиваются узлом, твои яйца ноют, а увеличившийся в размерах член не умещается в брюках.

Значит, Люциус дорого за это заплатит.

И ты заставляешь его платить каждым движением языка, каждым стоном, каждым легчайшим прикосновением к головке члена. Ты дразнишь щель кончиком языка. Ты расслабляешь горло и проводишь языком по всей длине его члена, заглатывая его все глубже. Ты нежно перебираешь его яички одной рукой, а двумя влажными пальцами второй поглаживаешь промежность и прикасаешься к анальному отверстию. Ты ненадолго выпускаешь его член, чтобы поочередно взять в рот каждое из его яичек, а затем вводишь в него два пальца и надавливаешь на маленькую желёзку внутри. Ты останавливаешься, чтобы заставить его помучиться, а затем повторяешь все это снова и снова.

И Люциус мучается.

Он задыхается, его ноги дрожат, он вращает бедрами, толкаясь в твой рот, и трясущимися руками вцепляется тебе в волосы.

– У него потрясающие губы, правда, Люциус? – говорит Он.

Ты открываешь глаза и видишь, что Он слез с кровати и стоит позади Люциуса, положив подбородок ему на плечо и поглаживая пальцами ошейник.

– Я думаю об этом каждый раз, когда он отсасывает у меня. – От Его горлового смеха мурашки бегут у тебя по спине, и ты хочешь, чтобы сейчас у тебя во рту был Его член. – Такой язык, такие руки, сразу же хочется кончить, правда?

Ты яростно тычешь пальцами в простату Люциуса и он с криком кончает, выплескивая тебе в горло горько-соленую сперму. Его колени подкашиваются, он хнычет, а ты продолжаешь сосать и облизывать его обмякающий член.

Малфой не успевает упасть: Он поддерживает его подмышками и помогает добраться до постели.

– Это было прекрасно, правда, Люциус, – не вопрос, а утверждение. – Сногсшибательно, – Он укладывает Малфоя на спину, полы мантии раскинуты на постели в полнейшем беспорядке. Пламя свечей блестит на мягком, влажном члене.

Он усаживается рядом с Люциусом у изголовья и легонько поглаживает его виски. А потом глядит на тебя с лукавой улыбкой.

– Но смотри, Северус ведь не кончил.

Да, ты все еще возбужден, твой член приподнимает ткань мантии, и это особенно заметно теперь, когда ты поднялся с колен. Тебе мало затуманенного, блаженного взгляда Люциуса, и Его самодовольной усмешки. В своих апартаментах ты велел бы Ему отбросить свой гонор, встать на колени и взять твой член в рот. Но здесь разыгрывается Его пьеса, и ты подчиняешься Его правилам.

– Я думаю, тебе нужно помочь ему, Люциус. Чтобы все было по-честному.

Люциус и честность? Ха! Ты, не задумываясь, возражаешь:

– Почему этот раз должен отличаться от всех предыдущих?

Его это не убеждает.

– Такого просто не может быть.

Люциус уже успел прийти в себя, но, похоже, не до конца, судя по откровенному ответу:

– Может. Я не беру в рот, – отвечает он с презрением.

– Ну и ну, – Он с наигранным недоверием качает головой. – Трудно поверить. Но почему, Бога ради? К тому же, как говорится, надо ведь когда-нибудь начинать.

Люциус резко садится, чуть не ударив Его по носу.

– В чем дело, Люциус? – Он проводит руками по голым плечам Люциуса, затем поглаживает большими пальцами ошейник. – После всего, что ты делал во время войны и позже, после всего, что ты пережил, мне трудно представить себе, что ты боишься всего-навсего пососать член.

Малфой молчит, хотя ему явно хочется ответить. Послеоргазменная расслабленность сменилась напряженностью, несмотря на Его медленные, чувственные поглаживания. Но ты знаешь, что главное – это добровольное согласие. Люциуса нельзя заставлять, нужно, чтобы он сам захотел, но как?

Он пристально на тебя смотрит. Неожиданно перед твоим внутренним взором возникает образ: ты видишь себя Его глазами. Черные с проседью волосы отливают бронзой и золотом в пламени свечей. Высокий, худой, но с такой энергией в глазах, с такой осанкой, которая не может не вызывать чувственного желания. Твои щеки горят, твои губы распухли, ты явно возбужден; и на картине, возникшей в твоих мыслях, ты медленно начинаешь раздеваться. Похоже, Он считает, что “представление” может помочь.

– Смотри на него, Люциус, – шепчет Он на ухо Малфою. – Смотри, как он движется. Не сомневаюсь, что ты передумаешь.

Ты начинаешь с носков и ботинок, наклоняешься, чтобы снять их и отставить в сторону. Затем – пуговицы. Шестнадцать пуговиц из полированного гагата расстегиваются одна за другой, и верхняя мантия цвета индиго падает с твоих плеч. Еще двенадцать из слоновой кости на черной нижней мантии. Десять перламутровых, и ты распахиваешь белую рубашку.

Хотя это и кажется невозможным, с каждой расстегнутой пуговицей твой член становится еще тверже, поэтому, когда ты, наконец, снимаешь брюки, у тебя вырывается вздох облегчения.

Люциус вторит твоему вздоху, и ты замечаешь, что его член начинает подниматься.

– Видишь, что я говорил? Он великолепен, – шепчет Он, проводя пальцем по груди Люциуса и пощипывая сосок. – Все эти годы в школе я понятия не имел, что он прячет под своей черной мантией. Даже сейчас он сам не осознает, что делает с нами. Не понимает, что все, чего мы хотим, это почувствовать прикосновение его пальцев к нашим членам, – Он помогает Малфою встать на колени. – Или раздвинуть его ноги и оттрахать его до умопомрачения, – Он обхватывает рукой член Люциуса. – Или взять в рот его такой длинный, потрясающий член.

Ты сбрасываешь с плеч мантию и рубашку, а затем переступаешь через брюки и останавливаешься в ногах кровати.

– Давай же, Люциус, – настаивает Он. – Попробуй. Я знаю, что тебе хочется. Посмотрим, сможешь ли ты так ублажить моего любовника, чтобы у него искры из глаз посыпались, чтобы он не смог устоять на ногах.

Люциус, словно в трансе, ползет к тебе на четвереньках.

Он останавливается в нескольких дюймах, и ты протягиваешь руку и поглаживаешь его по щеке. Ваши взгляды встречаются, и в его глазах такая смесь страха, боли и желания – особенно желания – что у тебя перехватывает дыхание.

Ты прикасаешься к нему своим разумом и перед твоими глазами мелькают картины из прошлого. Светловолосый мальчик, голый, стоит на коленях перед отцом в ожидании наказания. Тот же мальчик, на несколько лет старше, стоит посреди классной комнаты с расстегнутыми штанами и заставляет опуститься на колени другого мальчишку. Взрослый мужчина стоит на коленях перед Темным Лордом, опустив взгляд, чтобы скрыть ярость и возмущение.

– Все может быть по-другому, Люциус, – тихо говоришь ты. – Давай, мы тебе покажем.

Он разрывается между своим желанием, предубеждением, и боязнью потерять уважение к себе. Все, что ему нужно, это слегка подтолкнуть.

– Пожалуйста, – говоришь ты, нежно взяв его за подбородок.

И, как ни странно, этого достаточно. Он подается вперед и обхватывает твой член горячими и влажными губами. Получается у него неважно. Его зубы царапают кожу, он не умеет работать языком и несколько раз давится, когда ты толкаешься слишком глубоко, но тебя это мало волнует.

Метка горит возбуждением и триумфом, Он со злорадной усмешкой лежит на кровати, а ты получаешь то, о чем всегда мечтал, хотя и смирился с тем, что у тебя этого не будет – губы Люциуса на твоем члене.

А затем мысли исчезают, ты сжимаешь пальцами его волосы и позволяешь телу думать за тебя. Очень скоро Люциус понимает, как можно расслабить горло, чтобы взять твой член еще глубже. А потом ты помогаешь найти то сочетание движений губ и языка, тот ритм, который неизбежно приведет тебя к головокружительному оргазму.

Но неожиданно Люциус ахает и отстраняется. Ты открываешь глаза и видишь, что Он не теряет времени даром. Он задрал мантию Люциуса, открыв его задницу, и теперь медленно трахает его пальцем.

– Не останавливайся, – говоришь ты, притягивая его к себе. – Все в порядке. Тебе понравится. Я знаю, что понравится.

И Малфою действительно нравится, если судить по его стонам, бесстыдным движениям бедер и эротическим образам, вспыхивающим в его мозгу. Люциус даже не пытается возражать, когда Ему надоедает заниматься подготовкой, и Он встает на колени и берет Люциуса сзади.

Вы трое движетесь в чувственном, опьяняющем ритме. Люциус со стоном подается назад, затем Он делает толчок, и Люциус заглатывает твой член еще глубже. Эта картина повторяется снова и снова, усиливая твою страсть, пока она не взрывается невероятным удовольствием, превращающим тьму перед твоими сомкнутыми веками и застарелую злость и обиду в твоей груди в яркую вспышку света.

* * *

Гораздо позже ты слышишь скрип кровати.

– Ой. Кажется, уже заполночь, – тихо говорит Он. Перегибается через Люциуса, убирает волосы с твоего лица и целует тебя. А затем отворачивается и что-то ищет на тумбочке.

Ты думаешь, что Он хочет надеть очки, но нет, когда Он поворачивается обратно, в Его руках что-то темное и свернутое в кольцо. Его улыбка – само злорадство.

Очень медленно Он приподнимает волосы Люциуса и целует его в затылок. А потом, без церемоний, пристегивает к ошейнику поводок.

Люциус сразу же открывает глаза. Послеоргазменная дымка исчезла. Теперь в его взгляде откровенный ужас.

– С Рождеством, Северус, – со смехом говорит Он, а затем перебрасывает поводок через голое плечо Люциуса и вкладывает в твою ладонь.


Продолжение следует...

 Отправлено: 14.07.06 07:22. Заголовок: Re:

Мильва
Очень чувственный фанфик
С нетерпение жду, чем же все это закончится.
Хммм... Особенно для Малфоя.

 Отправлено: 15.07.06 09:23. Заголовок: Re:

Брунгильда спасибо ))

18.

Длительные круциатусы не были для тебя неожиданностью. Благодаря окклюменции ты умел создавать в своих мыслях безопасное, надежное убежище. Боль была мучительной, но ты уцелел.

– Но я сделал это ради вас, мой господин! – кричал ты, выдавая часть правды и одновременно пытаясь посеять зерна сомнений. – Поттер солгал. Ваши жизни взаимосвязаны. Если вы убьете его, вы оба погибнете!

Если бы он поверил, если бы начал сомневаться, Гарри мог бы получить чуть больше времени, чтобы благополучно добраться до Хогвартса. Вольдеморт уже определил место назначения портключа и отправил в погоню Рудольфа и Беллатрикс.

– Ах, Северус. Твои слова меня не убеждают, – ответил Вольдеморт. – Crucio!

Групповое изнасилование тоже не стало сюрпризом. Это была практически стандартная процедура для пленников обоего пола: раздеть пленника догола, унизить его – избить, нассать на него, насрать, поводить по комнате на поводке, заставить сосать члены... а потом насиловать на каменном полу подземелья снова, и снова, и снова. Повторять, пока не запросит пощады.

Нагота в Волшебном мире все еще была под запретом, да и магглы относились к ней неоднозначно; насилие считалось постыдным и унизительным; а без палочки любая ведьма ничем не отличалась от обычной женщины. Большинство пленников ломались задолго до того, как теряли сознание.

К огромному неудовольствию Вольдеморта, ты, как и Гарри, ломаться не пожелал.

Тебя насиловали и раньше: у пожирателей смерти было не больше садистских наклонностей, чем у ауроров или помешанных на власти школьных старост, и ты знал, что снисхождения не будет. Твои действия – убийство Долохова и Крэбба, освобождение Гарри – не заслуживали прощения. Ты надеялся лишь на то, что сумеешь скрывать свои никчемные секреты как можно дольше, чтобы дать Гарри возможность выиграть время и помешать планам Вольдеморта.

– Мы только зря тратим время, – с отвращением сказал Макнейр. Он подтянул брюки и пнул тебя по ребрам, которые уже успел сломать Люциус. – Так я и знал, что ебля не заставит его говорить. Ему, небось, даже понравилось, гаду. Зато у него классная тугая дырка. Была.

И тогда за тебя принялся Люциус.

Ты кричал, кричал, кричал, пока он сдирал с тебя кожу, слой за слоем – эпидермис, дерму, жировую ткань – полосками в палец шириной. Он владел ножом, словно художник кистью.

– Скажи мне, Северус, скажи то, что я хочу услышать, и я прикажу Люциусу остановиться. Я дам тебе воды.

Твой смех показался безумным даже тебе самому.

– Отъебись, Том.

Сверкнул нож, и ты закричал снова.

Это казалось бесконечным.

Часы и дни сливались в калейдоскопе боли, тошноты, сжигающей лихорадки, жажды, крови и боли.

Тебя поили Веритасерумом. Когда ты был в ясном уме, ты сопротивлялся, когда нет – говорил безумную правду или кричал. В тебя бросали проклятия, ломали кости, лечили, потом ломали снова. Но ты помнил Люпина и Петтигрю, и не собирался сдаваться, как эти бесхребетные гриффиндорцы.

Кончилось тем, что Вольдеморт устал от твоего сопротивления.

– Ты знаешь его лучше, Люциус. Заставь его говорить. Все равно, как. Меня это не волнует. Но я хочу знать все, что известно ему.

Люциус постарался на славу. Ты ползал перед ним на коленях, вылизывал его ноги растрескавшимся от жажды языком, называл его “господином” и “богом”, ты сказал ему все, кроме того, что он хотел услышать.

И ему тоже это надоело.

Некоторое время спустя тебя связали по рукам и ногам, уложили в каменный саркофаг в небольшом подвале рядом с винными погребами. Ледяная плита обжигала твою голую кожу сильнее, чем огненные проклятья и раскаленный металл.

– Ты что-то знаешь, Северус, – прошептал Люциус тебе на ухо, склонившись над гробом. – И я понятия не имею, что именно. Есть только одна причина, по которой Драко мог предать свою семью... предать меня... И эта причина в том, что ты соблазнил его. Ты, человек, которого я считал своим младшим братом. Ты виновен в гибели моего сына, Северус Снейп, и поэтому ты не заслуживаешь легкой смерти.

Он выпрямился и взмахнул палочкой. Тяжелая каменная плита начала надвигаться.

Ты сорвал голос несколько дней назад, и поэтому мог только в ужасе смотреть, как камень скользит по камню, и как меркнет свет.

Наконец, плита накрыла твою могилу, и ты остался один в безмолвной тьме, далеко за гранью ужаса или отчаяния.



19.

Сейчас “Возрождение” выглядит почти так же, как несколько часов назад, когда ты только пришел сюда.

Круглая комната с каменными стенами и грязным полом, два кресла с прямыми спинками, но вместо чайного столика грубо сколоченный стол. В центре – поднос с чайником и двумя чашками.

Люциус сидит молча, глядя на столешницу ввалившимися, затравленными глазами. На нем простая темно-синяя мантия. Его пальцы то и дело тянутся к ошейнику. К чашке с чаем он даже не прикоснулся.

– Что с нами случилось, Северус? – говорит он так тихо, что тебе приходится напрягать слух. – Почему все пошло кувырком?

Ты думал, что в этот миг ощутишь себя победителем. Когда увидишь Люциуса раздавленным, разбитым. Униженным с помощью страсти, а не физической боли. Вместо этого ты чувствуешь пустоту.

Ты вспоминаешь блистательного юношу, старосту, снизошедшего до разговора с “салагой”-первокурсником. Вспоминаешь пахнущие пылью, сморщенные и пожелтевшие страницы магических книг, которые он дарил тебе. Вспоминаешь свой первый поцелуй. Эти воспоминания приносят тебе радость, даже если в его поступках была доля расчета или интриг.

– Мы оба поверили чужой лжи, – отвечаешь ты.

– Я никогда не верил... – возмущенно начинает Люциус, но потом умолкает. – Да, наверное.

Ты киваешь.

– Ты никогда себе в этом не признавался, Люциус. Ты никогда не был честен с самим собой. Возможно, мотивы у нас были разные, но мы оба хотели верить, что Вольдеморт даст нам тот мир, о котором мы мечтали.

– А Поттер никогда не лгал тебе?

Ты пожимаешь плечами.

– Пока еще нет.

– Он дает тебе все, что тебе нужно. Значит, ты нашел то, что искал, – голос Люциуса звучит так, словно он признает свое поражение.

Ты думаешь о своих залитых светом комнатах, о лаборатории и научных исследованиях, о помощниках и друзьях, о смеющихся, шумных детях, которые не боятся твоего ворчания, потому что ты приносишь им сладости, о могущественном, непредсказуемом любовнике с постоянно меняющимся настроением, который всегда терпелив и нежен с тобой и выполняет все твои желания.

– В некотором роде, да. – Ты воспоминаешь о поводке, который лежит свернутым в твоем кармане и добавляешь: – Ты тоже мог бы получить все это, Люциус.

Он качает головой.

– Я хотел убить тебя, Северус. Я пытал тебя, и мне это нравилось. Я хотел тебя сломать.

– Я знаю, – тихо отвечаешь ты. – И ты меня сломал.

Когда война закончилась, ты лежал в госпитале в полубессознательном состоянии. Блэк в своей анимагической форме нашел тебя по запаху, и они вместе с Кингсли вытащили тебя из могилы и доставили в Святого Мунго. Твои руки и ноги были в бинтах: ты стер их до мяса о каменные плиты саркофага, пытаясь выбраться наружу. Ты не мог говорить, твои голосовые связки были повреждены навсегда. Ты не выносил тьмы, твои глаза не выносили света, ты беззвучно кричал от малейшего прикосновения, и перегруженные работой колдомедики не знали, что с тобой делать.

Ты лежал, глядя в потолок, в то время как за стенами шла война, и вспоминал бледное лицо, обрамленное серебристыми волосами, склонившееся над тобой перед тем, как померк свет. Ты помнил единственное имя, единственное чувство, и повторял это имя снова и снова.

– Я тоже желал тебе смерти, Люциус, и не только смерти. Я хотел, чтобы ты стал таким же, как я: сломленным человеком.

– Нет, Северус, ты не сломан, – возражает он, качая головой. – Я смотрю на тебя и вижу силу, успех. Ты широко известен. Твои знания высоко ценятся. Одной твоей поддержки достаточно для начала прекрасной карьеры. Благодаря твоему покровительству можно многого достичь. А я, после всего, что сделал или пытался сделать, остался ни с чем. Я просто “вещь” Поттера, от которой он отказался.

Ты долго обдумываешь его слова.

– Неужели это так ужасно, Люциус? Принадлежать мне и жить дальше?

Он утыкается взглядом в свою чашку и молчит.

В напряженной тишине ты киваешь головой. Возможно, для такого человека, как Люциус, все именно так. Почти что рабство. Судьба, которая хуже смерти.

Ты встаешь, ставишь на стол саквояж с зельями и достаешь крохотный пузырек.

– Это быстродействующий яд. Две капли в чай, и ты уже не проснешься.

Это производит впечатление.

– Значит, выбор таков: подчиниться твоей воле или умереть?

– Нет, Люциус. Ты уже подчинился Гарри и мне. Твой выбор в том, чтобы продолжать подчиняться или умереть.

Он молчит.

– Я не могу отпустить тебя, Люциус. Моего великодушия на это не хватит после всего... что было между нами. Да и в любом случае идти тебе некуда. Шаклболт будет только рад сгноить тебя в Азкабане или просто “убрать”, после того как его ауроры с тобой позабавятся. Эта комната запечатана магией, но в коридорах полно людей, которые желают тебе смерти. Даже под моей защитой ты и недели не продержишься в Тейнтон-Холле.

– Вот и отлично, – вздыхает Малфой. – Значит, я должен быть тебе благодарен.

– Да, должен.

Он вертит в руках чашку с чаем.

– Но не в моих привычках испытывать благодарность.

– И подчиняться тоже. Я знаю.

Ты встаешь и идешь к арке. Когда ты оглядываешься, Люциус сидит в той же позе. Пузырек по-прежнему стоит на столе.

Ты не знаешь, что найдешь в этой комнате, когда вернешься.

Ты не знаешь, что надеешься найти.



Конец

 Отправлено: 15.07.06 10:19. Заголовок: Re:

Мильва
Здорово! Очень сильная глава.
Странная вещь, Люциуса все равно жалко, несмотря ни на что.

 Отправлено: 16.07.06 00:14. Заголовок: Re:

Этот фик является шедевром, мне больше нечего сейчас сказать.

 Отправлено: 21.07.06 22:59. Заголовок: Re:

Deja vu


- Если ты не хочешь, то просто убери руки. И ничего не будет, я тебе обещаю, - выверенная фраза, отрепетированная интонация, безошибочное попадание в цель. Люц не так уж часто ее произносит, но всякий раз банальное предложение вызывает обратный эффект, именно тот, что и требуется: чужие пальцы продолжают оставаться на его плечах, а чужая щека осторожно и застенчиво трется о его ключицу.

С Поттером все, разумеется, не так. С ним вообще все не так.

Потому что пальцы - такие неухоженные, такие горячие - вспорхнули со спины Малфоя, как две вспугнутые птицы, потому что волосы Джеймса - вызывающе лохматые, нахально нестриженые, возмутительно черные, перестали щекотать подбородок Люциуса.

Потому что Поттер поверил. Потому что он действительно не хотел.


1. Он не так уж часто напивался в одиночестве. Малфои вообще достаточно неплохо переносят алкоголь. Через пару месяцев ему можно будет пить вполне официально, ибо этот период придется на промежуток между выпускным и свадьбой. У невесты впереди еще год учебы в Шармбатоне. У него - год свободы. Где угодно, с кем угодно. С кем он сам захочет, ибо не было еще случая, чтобы кто-то отказал Люциусу Малфою в исполнении его желаний.

Местное огневиски было слишком дешевым, чтобы тянуть на роль благородного напитка. И слишком забористым, чтобы развеивать с помощью него хандру. Как правило, он располовинивал бутылку на пару с Северусом. Ударная доза алкоголя позволяла Снейпу справиться со стеснением, а Люцу - справиться с застежками и пуговицами на потертой форме Сева.

Они не были парочкой в общепринятом значении этого слова. Весна, гормоны, немного алкоголя в крови, немного секса в мало-мальски подходящем помещении. Впрочем, Малфой, как староста факультета, предпочитал свою спальню. Хотя, диван в общей гостиной тоже неплох, если дождаться, пока уйдут любопытные и останутся посвященные, прекрасно понимающие, почему семикурсник Малфой, слишком надменный и заносчивый в светлое время суток, позволяет замухрышистому пятиклашке с неухоженными волосами лапать себя на глазах у дюжины зрителей. Сев, разумеется, был не единственным партнером, но он был постоянным, пользующимся не только снисхождением, но и определенным покровительством Малфоя.

Люц прекрасно знал, что странное, умиротворенное выражение лица у Сева бывает лишь в двух случаях. В тот момент, когда вроде бы изнеженная, но на самом-то деле очень сильная рука Малфоя касается его члена, и черный шелк перчатки осторожно скользит по влажной, натянутой коже. Или же в том случае, если эта самая рука неожиданно дотрагивается до ссутуленного плеча Снейпа. Снейпа, окруженного неразлучной гриффиндорской сворой: безбашенный, не знающий меры ни в чем - от слов до выпивки - Блэк, всегда напряженный, словно впитывающий запахи страха, азарта, вседозволенности Люпин, и довольно высокомерный, нагловатый и самоуверенный Джеймс Поттер. Равный противник, не смотря на два года разницы. Именно он, Джеймс, был бы идеальным партнером для незамысловатых, но таких притягательных игрищ в полутьме маленькой, меньше, чем ванная в Малфой-меноре, спальне Люца.

Впрочем, в полутьме, да еще под прикрытием алкоголя, вполне неплохо выглядел и Снейп. Даже более чем неплохо. Вечное напряжение и хмурая сосредоточенность куда-то исчезали, на смену им приходили совсем другие чувства - легкое презрение к миру, безнаказанная стервозность, специфическое, рассчитанное только на двоих чувство юмора. В полутьме профиль Снейпа становился интригующе нестандартным, изысканно неправильным, а худое нескладное тело оказывалось неожиданно сильным и выносливым. В полутьме из Снейпа била энергия. Он мгновенно реагировал на любой вздох, всхлип, стон, набрасывался на расслабившегося Люца, как измотанная почтовая птица на завтрак, стынущий в Большом зале. Иногда поутру, сманивая на ладонь черного филина, несущего очередные вести из Малфой-менора, Люц мгновенно вспоминал ночного Сева, в черной мантии на голое тело, Сева, способного точно также спикировать на Малфоя. Ночной Снейп был породистым хищником, дневной - впадающим в спячку зверьком, вполсилы отбивающимся от местной хогвартской фауны.

Еще полтора месяца, и покровительство кончится, Снейп снова будет таким же неуверенным и беспомощным, не надеющимся, как на чудо, на голос Люца, выплывающий из-за его плеча как спасательный круг:

- Поттер, перестань клеиться к моему парню на моей территории... Неужели тебе так одиноко, что ты готов лечь под слизеринца? Блэк, не от тебя ли Люпин снова прячется в больничном крыле? Он так регулярно там отлеживается, будто у него месячные...

От одного упоминания ненаглядного Ремуса у Блэка перекашивается лицо, а Поттер немедленно переключает свое внимание со Снейпа на Малфоя. Чего от него и требовалось.

В словесных дуэлях Люцу не было равных.

Сегодня Люц обошелся без собутыльника. Бутылка хогсмидского пойла стояла слишком близко, под кроватью. А Снейп, не смотря на дивную майскую жару, окопался в расположенной у черта на рогах библиотеке - до СОВ еще почти месяц, можно и погулять, благо что экзаменационные билеты у Люца сохранились в прекрасном состоянии. Конечно, заполучить их можно будет слегка трудоемким способом, но, честно говоря, от этого выиграют они оба. Сев, правда, пока не соглашался и ссылался на составленный график занятий. Педантичность и пунктуальность Снейпа неоднократно выводила Люца из себя, но при этом и восхищала, равно как и безошибочное умение изготовить зелье по программе седьмого курса и при этом растолковать Малфою все непонятное так, чтобы тот не чувствовал себя уязвленным.

Бутылка оставалась наполненной еще на две трети, когда Люц с недоумением понял, что хочет курить. Совершенно отчаянно и беспощадно. Он не так уж часто баловался табаком, разве что под алкоголь. Но в этом случае всегда можно было запустить пальцы в карман мантии Снейпа, вытащить оттуда вполне приличный портсигар. Содержание его, правда, чаще всего оставляло желать лучшего. Равно как и владелец портсигара.

В нынешнем случае ни Снейпа, ни портсигара под рукой не было. Более того, даже в слизеринской гостиной не встретилось ни одного старшекурсника, балующегося никотином. Только первоклашки с их пергаментами, исписанными кривым детским почерком. Воскресенье, выходной. Все нормальные люди ошиваются в окрестностях Хогсмида. Все, не считая окопавшегося в библиотеке Снейпа, разомлевшего от виски Малфоя и запертого в больничном крыле Люпина. Впрочем, компанию гриффиндорскому тихоне скорее всего составляет еще один его одноклассничек, Джеймс Поттер. Вчера ночью Снейп, перемежая слова поцелуями, поведал об удивительном антиталанте очкарика. Судя по всему, чертов ловец сварганил в котле какую-то совсем несусветную муть. И абсолютно точно, что без некоторого вмешательства Сева процесс зельеварения не обошелся. Так что теперь лохматый очкарик с хорошо подвешенным языком драит котлы в соседнем помещении. Хорошо еще, что не языком вылизывает.

Последнее предположение вызвало у Люца странную гримасу, вроде той, что всплывала на его лице после какого-нибудь утонченно-похабного анекдота. Впрочем, на этот раз извращенно-сонная улыбка сопровождалась вздохом облегчения - поход в библиотеку по палящему солнцу отменяется, достаточно всего лишь заглянуть в кабинет зельеварения. Джеймс, конечно, та еще скотина, но скотина курящая и потому по себе знающая, что такое никотиновая ломка.

Как и следовало ожидать, Поттер действительно убирался в кабинете. Правда, котлы он не драил. Гриффиндорский ловец, предпочитающий не слезать в выходные с метлы, на этот раз орудовал банальной маггловской шваброй. Судя по всему, мытье полов подходило к концу. Джеймс уже порядком измотался. Мантию он скинул с себя давно. А вот какого Мерлина ему пришло в голову разуваться, Люц не знал. Впрочем, сейчас эта причина его почти не волновала. А волновал сам Джеймс. Ибо босой запыхавшийся Поттер в расстегнутой рубашке, связанной узлом на плоском загорелом животе ("Неужели они и впрямь на крышу Башни лазают загорать? Интересно, в одежде или совсем без ничего?") представлял собой то еще зрелище. Первая мысль была почти рациональна - "Жаль, Сев не видит... Именно так должен выглядеть нормальный брюнет". Вторая мысль имела непосредственное отношение к рубашке Джеймса. Люцу до одури захотелось расстегнуть две оставшиеся пуговицы, развязать небрежно закрученный узел, положить ладони на крепкие и наверняка мокрые плечи, прижать их к себе, а потом осторожно провести рукой по золотистой коже, упереться пальцами в ремень форменных брюк.

На скрип двери Поттер не обернулся. Он продолжал сосредоточенно возить шваброй под первой партой.

-Я уже заканчиваю.

-А может, устроишь перекур? - Люц сам не ожидал, что в интонации будет столько просьбы, а в голосе - хрипотцы.

Джеймс резко уставился на вошедшего. Ибо представить, что предложение отвлечься и покурить исходит от преподавателя, он явно не мог.

-Малфой... Неужели, деньги кончились? Бычки сшибать приходится?

-Поттер... Тебе не у квиддичного шеста работать, а у того, что в стиптиз-баре. Куда тебе закинуть пятерку - в зиппер или сразу в трусы?

-Если у тебя есть лишняя пятерка, то отдай ее Снейпу, пускай себе расческу купит.

-Лучше я прибавлю к ней червонец и сниму тебя на вечер...

-Никак малыш Севви наконец-то тебя бросил?

-Ну что ты... Я предложил ему навестить Ремуса. Видно, вы совсем его заездили, раз он скрывается от всех в изоляторе...

Джеймс явно что-то хочет возразить, но спохватывается и захлопывает рот. И вынимает сигареты из бокового кармана мантии. Не глядя, протягивает пачку Люцу. Очевидно с их долбанным Люпином и впрямь что-то неладное. Сев говорит, что разузнает это в течение ближайшей недели. Впрочем, ну его к Мерлину, этого Люпина. Вместе со Снейпом.

Рука Джеймса - с обкусанными пальцами, созвездием родинок и маленькой стайкой шрамов – действует на Люца гораздо сильнее, чем выпитое виски. Больше всего ему хочется сейчас поднести эту руку к губам, проехаться языком от запястья до локтевого сгиба. Никто, ни Снейп, ни Розье, ни Флинт, первый в его жизни мужчина, закончивший Хогвартс тремя годами раньше, не вызывали у Люциуса такой реакции. Он осторожно, кончиками пальцев, касается целлофановой обертки довольно дорогих маггловских сигарет.

- На зажигалку денег тоже не хватило? - к Поттеру возвращается исчезнувшая было развязность.

- Тебе так нравится мыть полы? Если нас запалят, то ты всю оставшуюся жизнь вместо метлы будешь летать на швабре.

- А что будешь делать ты?

- Поднимусь к себе и допью то, что осталось в бутылке.

Последнее слово действует на Поттера вполне определенным образом. Судя по всему, традиционная субботняя пьянка в Гриффиндоре мало чем отличается от шабаша, царившего вчера в слизеринской гостиной. Если бы не Сев, заранее приволокший к нему в спальню антипохмельное зелье, Люц бы имел сейчас довольно потасканный вид. Никотиновые муки, естественно, не чета похмельным, но поганое самочувствие иногда объединяет сильнее, чем эйфория.

- Джимми, может тебе оказать неотложную алкогольную помощь? - Мерлин, как же изящно он двигается, хватило же ума у идиота такую красоту под мантией прятать...

Быстро, чтобы у Джеймса не хватило времени на раздумья, Люц продолжает:

- Предлагаю объединить совместные мучения. С меня - виски, с тебя - сигареты, второй раз такое не предложу.

Джеймс нерешительно кивает, подхватывает мантию, ботинки и босиком выходит в коридор.

- А Снейпа, я надеюсь, там не будет? Хотя бы в качестве закуски?

 Отправлено: 21.07.06 23:00. Заголовок: Re:

2. Он и не подозревал, что в подземелье может быть так жарко. Не смотря на сквозняк из высокого подвального оконца, призванный вытягивать табачный дым.

В спальне хоть топор вешай. Бутылка подходит к концу. Люц словно напрочь забыл о наличии стаканов. Джеймс про них даже не вспомнил. Зеленоватая бутыль выскальзывает из тонких пальцев Люца и четко впечатывается в аккуратную ладонь Джеймса. Приземистое горлышко нежно соприкасается с темно-вишневыми губами Поттера, и по щеке Джимми сползает золотистая крупная капля, которую Малфою очень хочется слизнуть шершавым и уже заплетающимся языком.

Люциусу жарко. Он скидывает с себя рубашку, почти не глядя, четко зная, что она спланирует на резную спинку единственного стула. Джеймс сидит на прикроватном коврике, почти касаясь растрепанной головой коленок Малфоя, устроившегося на собственной кровати.

Одну ногу Поттер поджал под себя, о колено другой он опирается подбородком. Потрясающая поза. Севу бы в голову не пришло так устроиться.

Они стряхивают пепел в пустую чернильницу. Естественно, это не скучная казенная емкость, а серебряная змея, свернувшаяся тройным кольцом на осколке малахита. Эту штуковину, равно как и множество других безделушек, Люц привез из Малфой-менора. Положение обязывает. Спальня старосты не должна напоминать азкабанскую камеру или сиротское заведение. Хотя никто, кроме Сева и случайных партнеров не переступал порог слизеринского филиала Малфой-менор. Джеймс - первое и единственное исключение. Пока - исключение.

Поттер умеет пить. По меньшей мере, Люц в шестнадцать вряд ли бы смог себя так контролировать. Ему и сейчас удается это с трудом. При виде Поттера - раскрасневшегося, слегка усталого, в мокрой от пота и пролитого виски рубашке, у Люца начинает срывать тормоза. Почти начинает. Он осторожно встряхивает головой. Черная бархатная ленточка, всегда плотно пригнанная, держащаяся на волосах даже во время самых отчаянных любовных игрищ, скользит вниз. Удачно скользит, как раз на плечо Джеймса, выглядывающее из-под расстегнутой рубашки. Какая горячая у него кожа. Надо было подцепить гребанную ленточку языком, а не пальцем. Ладонь Люца продолжает елозить по правому плечу Джеймса. Тот слегка встряхивает головой, черные пряди обвивают ладонь Малфоя, она тонет в них, как в заповедном болоте.

Сигарета, зажатая в другой руке, дотлевает почти до фильтра и, чтобы загасить окурок, Малфой вынужден сменить позу, повернуться к Джеймсу спиной.

- Что это у тебя? - Поттер осторожно, одним пальцем коснулся еле заметных белесых рубцов, идущих вдоль позвоночника Люца.

- Фамильная монограмма. ("Хорошо, что ты еще не видел, что скрывается под тканью брюк")

- Не понимаю... - В голосе Джеймса проскользнула странно знакомая интонация: злорадство? легкое возбуждение? Или все-таки сочувствие? Типичный гриффиндорец. Ни Севу, ни любому другому партнеру в голову бы не пришло спросить о происхождении тонких швов. Ибо каждому слизеринцу известно, что семейные традиции и ритуалы Малфоев передаются от отца к сыну, равно как и цвет глаз, оттенок волос, кошачья грация и способность влюблять в себя все, что шевелится. Ну, или почти все.

Люц не ответил, а Джеймс больше не спрашивал. Он продолжал водить пальцем по напряженной, слегка дрожащей спине Малфоя.

- Тебе не больно?

- Нет. ("Уже нет. Это прошлогодние шрамы". Год назад было по настоящему больно, и Сев на свой страх и риск сварганил какую-то ранозаживляющую пакость. Помогло. По крайней мере, на лекциях можно было сидеть прямо и спокойно, не мечтая ежесекундно о том, чтобы тонкая мантия обрела мягкость пушистого пледа или прохладу влажного полотенца. Потом Сев еще несколько раз варил это липкое месиво, аккурат до того дня, когда Малфою исполнилось семнадцать. Совершеннолетие избавило Люца от необходимости пользоваться болеутоляющими средствами.)

Густой удар колокола проникает сквозь каменную толщу подземелья.

- Обедать пойдешь? - Язык Люца, привыкший обвиваться и скользить, восхищенно прищелкивать и по змеиному сворачиваться, извергая нежные непристойности, еле ворочается во рту.

- Да ну к чертям... - полусонно бормочет Джеймс, пытаясь пристроить голову между коленом Люциуса и серебристой диванной подушкой: - Блэк вечером придет, вкусного притащит, - тоненькая ниточка слюны связывает его губы, словно серебряная цепочка. Люциус осторожно подцепляет ее мизинцем. Ниточка разрывается. Джеймс почти смыкает глаза. Огромные, похожие на крылья махаонов ресницы вздрагивают. Очки серебрятся на сиденье стула. Когда Джимми успел их снять? Неважно.

-Джеймс... Эй, ау? Хочешь спать - забирайся в койку. Не бойся - если ты не захочешь, я приставать не буду.

От последней фразы Поттер слегка вздрагивает, но потом послушно залезает наверх, начинает стягивать рубашку, путаться в плотно застегнутых манжетах.

Люциус, разумеется, не может не прийти на помощь.

Пуговицы, крепко пришитые к казенной рубашке, гнутся под руками Малфоя. Остро отточенный ноготок Люца словно невзначай касается крупного темно-вишневого соска. Джеймс мгновенно покрывается мурашками: не то возбуждение, не то сквозняк, не то похмельный озноб.

Поттер вытягивается на скользком серо-зеленом покрывале, выгибается дугой. Люц лениво двигает бедрами, вроде бы освобождая место, но на самом деле - придвигаясь все ближе и ближе к шелковистому, горячему, довольно сонному Джеймсу.

Виски выпито. Сигареты кончились. Назад пути нет.

Губы Люциуса осторожно касаются щеки, покрытой еле заметным каштановым пушком. Соленый, нежный. Джеймс прерывисто вздыхает, однако так и не разлепляет глаз. Люц продвигается чуть выше, он почти лежит на задремавшем Поттере. Обнаженная кожа соприкасается, тело Люциуса подергивается от сладкого предчувствия, от новизны ощущений. Непривычное тело. Незнакомые запахи. Почему он целует Джимми в лоб, а не в губы, как того требуют условия игры? Люциус осторожно сдувает с лица Джеймса пушистую челку и потом резко впивается в кожу, защемляет ее зубами, оставляя на лбу темно-розовую метку, напоминающую след от капкана.

Кажется, поцелуй был слишком резким. Джеймс распахивает глаза, вздрагивает и пытается сесть, стряхивая с себя ладони Малфоя.

-Ты чего? - в голосе Поттера звучит удивление и легкая паника.

Только бы не спугнуть.

-Еще выпить хочешь?

-Оххх... мне бы водички.

-Акцио кувшин, - уж чего-чего, а кувшин холодной воды в спальне Малфоя найдется точно. Школьные эльфы уяснили этот факт раз и навсегда.

Джеймс отхлебывает воду прямо из горлышка, тоненькая струйка скользит по телу, впитывается в покрывало. Люц неосознанно приникает губами к импровизированному ручейку. И на него мгновенно обрушивается маленький водопад: изумленный Джеймс выронил кувшин.

Теперь они оба мокрые, хоть выжимай.

Люц уже по хозяйски обхватывает Поттера за талию.

-Где-то тут полотенце было... кажется...- Губы впитывают капли воды с мгновенно замерзающей кожи.

Джеймс не сопротивляется, но и не провоцирует. Он просто кладет свои ладони на спину Люца и осторожно скользит ими по белесым швам. Это невероятно. Это неправильно. Даже Сев не позволял себе дотрагиваться до рубцов ладонями, только лишь тканью, смоченной в зелье. Это неприлично и чертовски приятно.

Губы Люциуса почти касаются молнии на брюках Джимми. И... отдергиваются. Никакой реакции. Мерлин вас всех задери, у Поттера не стоит. Совсем. Вообще. После всего происходящего.

Люц ему не нравится? Ерунда. Это просто похмелье, у Флинта было такое пару раз, особенно после той вечеринки, когда обмывали школьный кубок по квиддичу.

Это можно исправить. Это можно... Ну и вообще, сегодня этот орган Джимми может и не понадобиться. Люц прекрасно справится сам.

Он осторожно целует Джеймса в живот, чуть левее пупка и начинает двигаться вверх, к затвердевшим вишневым соскам.

Джеймс снова вздрагивает и смотрит на него, сверху вниз, но почти умоляюще. Доверчиво. Как и полагается нецелованному гриффиндорцу. Нецелованному?

Люц перемещается повыше, теперь его губы находятся напротив губ Джеймса.

- Тебе это так нужно? - в хриплом голосе Поттера звучит мягкое разочарование.

Это неправильно. Этого не должно быть. Люц растерянно перебирает имеющиеся варианты ответа. И выбирает самый знакомый.

- Если тебе не хочется, то просто убери руки.

Теперь он точно никуда не денется.

Да ни хрена.

Люц растерянно смотрит на осколки кувшина, на залитую водой кровать и валяющуюся на полу мятую рубашку Джеймса.

- Акцио пепельница. - Он вытягивает из нее окурок подлиннее. Вызывает огонек, тупо затягивается. Малфой стреляет бычки. Малфой обломался в постели. Малфой первый раз в жизни пролетел. Катастрофа. Джеймс спускает босые ноги на пол, нашаривает очки и неуловимо меняется в лице. Люциусу не хочется на него смотреть.

- Я надену твою рубашку, - не просьба, не вопрос, а констатация факта. Джеймс ведет себя так, будто между ними... Будто между ними было что-то само собой разумеющееся. Словно Джеймс Поттер всю свою сознательную жизнь спал на одной постели со слизеринским старостой. Будто темно-зеленая расческа с запутавшимся в ней светлым волоском на самом деле принадлежала Джеймсу. Будто гребаная рубашка, равно как и все остальное, равно как и сам Люц, - от светлых ресниц до подпиленных ногтей на ногах - будто все это досталось Поттеру по неизвестному праву. Джеймс вел себя как член семьи, как супруг, всю свою жизнь проживший под одной крышей, одной простыней и одной фамилией с Люциусом Малфоем.

- Хорошо. - Люц соглашается с этим утверждением рассеяно-супружеским тоном, повседневным, лишенным какой-либо романтики.

Не состоявшись как постельный партнер, Джеймс остался великолепным соперником в словесной перепалке. Сегодня Джеймс выиграл, хотя козырные слова принадлежали Малфою.

 Отправлено: 21.07.06 23:00. Заголовок: Re:

3.Носить в себе воспоминание. Перекатывать его в памяти, как остроугольный камушек, давно обосновавшийся в кармане мантии. Морщиться при очередном выверте сознания, как при судороге зубной боли, той, что бывает, если невзначай дотронуться языком до расшатанного клыка.

Ладони слишком хорошо помнят тепло Джеймса, судорожное движение жилки на запястье, тонкий запах легкого перегара, дешевого табака, подсыхающего пота.

Люц впервые пожалел, что бросил квиддич. Семикурснику не пристало заниматься ерундой накануне выпуска. Всего через год он будет объезжать молодую жену, а не новую метлу. Сейчас жена, равно как и метла, Люца не волновали. Волновал Джеймс. Слишком недоступный, слишком спокойный, слишком много себе позволяющий. Джеймс, легко взмывающий вверх над квиддичным полем, перекидывающийся восхитительными оскорблениями с Ноттом, сменившим Люца в слизеринской команде.

В тот вечер, когда Поттер вышел из спальни, оставив после себя сопку сигаретных бычков и стремительно трезвеющего Малфоя, у Люца намертво снесло башню. К счастью для себя или всех остальных, Джимми не столкнулся с Севом. Когда Северус привычно поскребся в спальню ("На ужин идешь или начнешь с десерта?"), в комнате царил безукоризненный порядок. Два хлопка ладонью, два кивка пожилому эльфу, два сдавленных ругательства и две длинные царапины, оставшиеся на предплечьях, когда Люц обхватил себя руками, чтобы унять дрожь.

- Ну как, Сев, все вызубрил? Познал всю мудрость этого гребаного мира?

Вечный Сев. Верный Сев. Такой банальный, со слипшимися прядями вдоль узкого лица. Дурень, при этом раскладе твой нос кажется еще больше. "Если у тебя есть лишняя пятерка, то отдай ее Снейпу, пусть купит себе расческу". Мэрлииииииииин...

Люциус сам не заметил, как застонал.

-Виски не в то горло пошло?

Дьявол, своим крючковатым носом Сев чует лучше любой собаки. Любой оттенок запаха, любую неприятность. Любого соперника.

В последние два месяца у Люца не было никого, кроме Снейпа. Старая привычка неизлечима. Сев вряд ли будет устраивать сцены ревности, но даже обычная подколка в адрес Люца может спровоцировать хер знает что.

- Дуй на ужин, а потом рысью сюда. Заодно мне что-нибудь прихвати. Быстро.

Снейп недоуменно пожимает плечами, смотрит на огромную стопку книг и пергаментов, которую он все еще продолжает прижимать к неопрятной мантии.

- Люц?

- Пароль от нашей ванной знаешь? Через десять минут - там. Время пошло.

За десять минут Сев вряд ли успеет толком поесть. Максимум - отловить пожилого эльфа, убирающего комнату Малфоя, и передать ему распоряжение об ужине. Неважно. За десять минут Люц успеет смыть с себя чужой запах. Дальше - дело техники.

Струя теплой, слегка ржавой воды ударяется о зеленый кафель, стекает по нему вниз. Люц моет голову третий раз подряд. Просто так, чтобы отвлечься, вытравить, выскрести из своего сознания гребаного Поттера. Долбаного очкарика Поттера, которому вряд ли бы пришло в голову принять душ после такой пьянки. Золотистого, загорелого Джеймса, с тоненькой дорожкой темных волосков - от пупка до паха. Почему-то Люцу кажется, что член Джимми такой же загорелый, как и он сам. Этого не бывает в природе. Совсем. Никак. Нереально.

- Люц?

Северус уже вернулся. Отлично.

- Ты чего там топчешься? Раздевайся и иди сюда.

Люц явно сошел с ума. До отбоя еще куча времени. Наверняка в ванную для старост кто-нибудь вломится. Впрочем, это вряд ли. Пуффендуйца и когтевранца можно смело послать лесом, а гриффиндорская честь и совесть в лице Ремуса Люпина сейчас скромно прозябает в больничном крыле.

- Ты дверь закрыл?

Северус, уже почти обнаженный, если не считать старых застиранных плавок неопределенного серо-бордового цвета, поворачивается к входной двери, несмело наставляет на нее палочку. Потом возвращается к кабинке. Ссутуленный, смотрящий себе под ноги, будто боящийся поскользнуться на мокром полу и заработать перелом. Интересно, а Джеймс, когда входит в душевую, снимает очки или остается в них до последнего, складывая стекляшки на полке, рядом с флакончиками шампуня и геля?

К Мерлину Джеймса. Люц буквально втаскивает Снейпа под струи воды. Резким движением опрокидывает над его головой флакон с гелем для душа. Без разницы, все равно Сев терпеть не может мыть голову.

Золотистая жидкость стекает по слабым, упоительно черным волосам, бледным плечам, выступающим косточкам, растворяется под напором воды. Северус обречено закрывает глаза. Руки Люца грубо скользят по светлой коже, втирают мыльную субстанцию в живот, бедра, ягодицы Сева. Палец с безукоризненным маникюром резко вталкивается в слегка сжавшееся отверстие. Снейп осторожно вытягивает руки, упирается ладонями в стену, облицованную зеленым кафелем.

Еще один палец. Снейп послушно расставляет ноги шире. Он не произносит ни звука, только старается дышать поглубже, чтобы тело слегка расслабилось. Обычно именно Сев оказывается сверху. Северус, с его невероятной звериной интуицией, непредсказуемой пластикой, хрипловатой усмешкой. Сегодня все будет не так.

Люциус нетерпеливо дергает бедрами, обхватывает Сева изо всех сил, прижимает его к себе. И двигается, двигается, двигается. Не отвлекаясь на ласку, не произнося шутливую сальность из тех, что всегда присутствуют в их репертуаре. "Ну, входи, не стесняйся, чувствуй себя как дома".

Снейп слишком сильно боится упасть. Он отчаянно прижимает руки к стене и никак не может дотронуться до собственного члена. Люциуса это не волнует. Струи воды падают на пол душевой с довольно сильным шумом, так что Сев совершенно точно не должен узнать, что в самый ответственный момент губы Люциуса складываются не в привычное "Спасибо", а в протяжно-безнадежное "Джимми".

Они трахаются каждый день и каждую ночь, как кролики из того гребаного анекдота. Люц сверху, Люц снизу, Люц сбоку, приникающий губами к упругому члену Сева, позволяющий обветренному рту Снейпа обвивать его достоинство. Спермой пропиталось все - белье, мантии, учебники, пергамент с рефератом, бутерброды, оставленные с вечера на столе, полосатые слизеринские шарфы, которые надо бы надеть перед грядущим матчем.

Сев заваливает все, что может, Люц заваливает выпускные. Это не похоже на привычную секс-стори, это как неотложная помощь. Прижмись ко мне, мне хуево, возьми меня в рот, нежнее, нежнее, гораздо нежнее, чем ты можешь обычно. Просто трахай меня, не задавай вопросов, не обращай внимания на то, что я плачу, что мне совсем никак, что я кричу не твое имя. Просто возьми меня, как можно больнее, защити меня своими объятьями от этой блядской реальности. Помоги мне не сдохнуть.

- Пятнадцатый билет, пункт Це.

- Наиболее распространенные аватары анимагии и способы их отличия от подлинников.

- Сев, убери учебник, закрой его ладонью. Я смогу это ответить сам. Значит, первые пятнадцать признаков, пятнадцать призраков, пятнадцать...

("Сев, убери платок, он все равно уже грязный, в той крови, что я выпустил из собственной губы, когда сжал ее зубами. Это самый долгий уик-энд за всю мою память, Джеймс не выходит из башни, он там зубрит, он привык учиться в ночь перед экзаменом, а я его не видел трое суток...")

- Сев, у тебя завтра свой экзамен, иди учить, я прошу, я приказываю, Сев...

 Отправлено: 21.07.06 23:00. Заголовок: Re:

4. Пятиклассники сдают историю в большом зале. Все четыре факультета, вместе. У Люца в этот день нет никаких экзаменов, и с самого утра он бесцельно шатается по лестницам и галереям. Через час истечет время сдачи письменных работ, и студенты начнут выходить из зала - измотанные, перемазанные в чернилах, очумевшие от количества вспомненной и невспомненной информации. Тонкий чернильный подтек на щеке, покрытой каштановым пушком, огромные усталые глаза за стеклами заляпанных очков, пальцы, онемевшие от постоянного движения пера по пергаменту. Образ Джеймса встает перед Малфоем так четко, что он почти не сопротивляется. Оглядывается по сторонам и скрывается в ближайшем туалете. Твою мать. Он видел Поттера утром за завтраком: измотанного после ночной зубрежки, машинально жующего невкусный бутерброд, наспех перелистывающего огромный учебник. По правую руку от Люциуса точно таким же учебником шелестел Северус. Как всегда хмуро сосредоточенный, готовый в любой момент ощетиниться едкими словами. На всех, кроме Люца. При дневном свете Снейп выглядит пугающе-асексуально, почти как мертвец. Такой Сев не вызывает никакого желания, ему не на что рассчитывать, кроме равнодушного "Удачи на экзамене, увидимся за обедом". Он и не рассчитывает – обречено глядит на страницу, покрытую убористым текстом, и еще больше сутулится, понимая, что Люц вряд ли положит ладонь ему на плечо.

Малфой почти никогда не испытывал угрызений совести перед бывшими, нынешними и брошенными любовниками. И уж тем более перед Снейпом. Нежность не входит в число его достоинств. С другой стороны – ему же никто не запретит встретить своего парня на выходе из Большого зала? Ничего особенного: обычная моральная поддержка, аванс перед долгим вечером и почти бесконечной ночью. Ничего сложного: просто стоять в коридоре и разглядывать студентов, поодиночке выходящих из экзаменационного зала. Это никого не удивит – у Люциуса есть полное моральное право находиться в толпе пятиклассников. В конце-концов, он староста, а среди экзаменуемых четверть – его подопечные. Другое дело, что вряд ли кому-то придет в голову обсуждать или осуждать действия Люциуса Малфоя.

Последняя мысль вертится в сознании Люца в тот момент, когда он уже вовсю прожигает глазами дверь, ведущую в Большой зал. Оттуда пока еще никто не выходит и в коридоре почти пусто. Только Люц и человек, облаченный в преподавательскую мантию. Профессор арифмантики. Личный куратор Люца, назначенный ему отцом. Человек, один вид которого на протяжении шести лет вызывал у Люциуса отчаянный страх и фантомные боли в спине и ягодицах. Опекун, умело воплощавший воспитательные традиции Малфоев вдали от родового гнезда. Как правило – перед ужином, в тот период, когда все либо сидят в гостиной, либо выполняют отработки. Кажется, именно ему Люц обязан чересчур худощавой фигурой: после наказания сил на то, чтобы пойти в Большой зал, у него обычно не было. Выждав, пока одноклассники свалят на ужин, Малфой проскальзывал в спальню и валился на кровать, радуясь, что в комнате никого нет, и никто не услышит судорожные стоны. Только стоны. Малфои не плачут.

Сейчас профессор окинул фигуру семикурсника равнодушно-внимательным взглядом. Точно так же он смотрел на Люца всякий раз, когда тот переступал порог профессорской комнаты и мешкал, прежде чем раздеться.

- Я сообщил отцу о результатах твоего экзамена. ( "Мантию надо складывать аккуратно, мой дорогой. Перестань так копаться, у меня довольно мало времени".)

- Хорошо, сэр.

- Он не очень-то ими доволен. ("Сегодня – тридцать. И будет еще пять, если ты снова заплачешь".)

- Мне очень жаль, сэр.

-По-моему, мы с ним что-то упустили в твоем воспитании. ( "Не двадцать первый, а двадцатый, считай внимательнее и перестань, наконец, всхлипывать".)

Молчание. Люц не может отвести взгляда от мысков собственных начищенных ботинок. Мерлин, только не это. Отец не должен нарушить своего обещания, не должен пойти против семейной традиции: совершеннолетнего наследника Малфоев нельзя наказывать физически, если это, конечно, не происходит в постели и по обоюдному согласию.

К правому ботинку прилип маленький комочек тополиного пуха. Непорядок. До выпускного чуть меньше месяца, неужели все это время ему снова придется спать на животе и требовать у Северуса целебную мазь?

- Кажется, мои слова заставляют тебя задуматься? Это замечательно. ("Повернись к камину, отец хочет удостовериться, что все прошло так, как надо").

- Да, сэр.

- Я надеюсь, что в ближайшем будущем ты станешь гораздо собраннее. И осмотрительнее в связях. ("Хорошо, мистер Малфой. Мы с вашим сыном продолжим взыскание завтра. Люциус, постарайся не опаздывать. И следи за своим лицом.")

Мягкий шелест черной ткани, и фигура профессора скрывается за поворотом. Люц все еще продолжает буравить глазами ботинки, и радуется тому, что кроме него в коридоре никого нет, и ни одна живая душа не видит, до какой степени он возбужден.

Джеймс выскальзывает из Большого зала одним из первых. Он действительно перемазан чернилами. До такой степени, что в сознании Люца почему-то возникает воспоминание о кусте трехцветной сирени, растущем по дороге в Хосмид. С пушистыми кистями, переливающимися всеми оттенками этого цвета: от бело-голубоватого до сливово-черного, как пятнышки чернил, высыхающие на щеках и подбородке Джеймса. Наломать сирени, сплести из нее некое подобие венка и украсить им лохматую макушку Джеймса. Твою мать... "Люциус, следи за лицом".

Кажется, Малфой краснеет. А вот Джеймс краснеет абсолютно точно. И ему это очень идет. Люц никак не может заставить себя отвести глаза от припухших, чуть приоткрытых губ Поттера. Один из передних зубов слегка сколот, наверняка, если провести по нему кончиком языка, то будет немного больно. Совсем чуть-чуть, так, чтобы усилилась и без того неслабая дрожь во всем теле.

- Сложно было? - М-да, кажется, впервые в жизни он задает Джеймсу вопрос без малейшего подтекста, подколки, насмешки.

- Да не особо. Снейп вроде уже заканчивает. - Поттер смотрит ему прямо в глаза, совершенно спокойно и безбоязненно. С тем же выражением Люца разглядывала Цисс, будущая невеста. "Какая разница, нравлюсь я тебе или нет, хочу я тебя или не очень, мы обязаны быть вместе и это - естественно". Кажется, Джеймс Поттер понятия не имеет, что Люциус принадлежит ему. Равно как и то, что он сам ну просто обязан принадлежать Люцу.

-Ты все время что-то проливаешь. То чернила, то виск.. воду, - и Люциус уже почти привычным жестом тянется к щеке Джеймса невесть откуда взявшимся носовым платком. Мягкий, податливый, абсолютно спокойный Джеймс. Сколько ты еще будешь делать вид, что происходящее тебя совсем не волнует?

- Джейми, у тебя все вопросы получились? Я столько всего пропустил, что, кажется, вообще ни на один не ответил правильно.

Ремус Люпин. Принесла его нелегкая.

При виде скульптурной композиции "Король Слизерина вытирает сопли гриффиндорскому ловцу", Ремус сам на секунду столбенеет. А от двери тем временем несется еще один голос:

-Люц, ты был совершенно прав, задания не изменились с позапрошлого года.

Северус. Что ж ты так быстро освободился-то?

Сев с изумлением смотрит на Малфоя пронзительно-черными глазами. Сейчас он похож не на живой труп, а на филина, узревшего в густой лесной траве фигурку крадущегося хорька. Мерлин вас всех забери. Ладно, будем делать хорошую мину при плохой игре.

- Сев, ну я же говорил, что справиться с этим заданием под силу кому угодно. Даже гриффиндорцу. Чао, Джимми, платок можешь оставить себе. И держать под подушкой вместе с порножурналами. - Люциус притягивает Снейпа к себе, не без удовольствия ощущая, как у Сева немедленно твердеет член, скрытый под тканью школьной формы. Как же хорошо, что у него есть своя комната.

Главное теперь - не оборачиваться, иначе он точно увидит, как все еще краснеющий Джеймс Поттер прячет платок в карман и буравит затылок Снейпа абсолютно ненавидящим взглядом.

 Отправлено: 21.07.06 23:01. Заголовок: Re:

5. На этот раз они никуда не торопятся. Движения Люца вальяжно-неторопливы, он старается растянуть удовольствие и даже раздевается медленно-медленно, будто засыпая на ходу. Северус, порядком вымотавшийся на экзамене, кажется, не имеет ничего против.

- Посильнее, пожалуйста, - произносит Люциус требовательным шепотом. Он откинулся на подушки, прикрыл глаза и широко расставил согнутые в коленях ноги. Северус устроился между ними, ненадолго прижался своим членом к возбужденному члену Люца. Как ни обидно это признавать, но у Снейпа он больше. И, вероятно, со временем еще слегка увеличится в размерах, ведь Сев до сих пор растет. Жесткие черные волоски (хоть здесь они у него не сальные, а просто слегка слипшиеся от спермы) переплетаются с бесцветно-золотистыми. С растительностью Люцу тоже не особенно повезло, хотя кто-то, кажется, Флинт, утверждал, что если тут все побрить, то потом будет расти гораздо гуще. В случае с Малфоем это утверждение не сработало. Хотя, может быть, Флинту тогда просто чересчур сильно хотелось провести бритвой по телу Люца, посмотреть на то, как он сжимается от испуга и тайного восторга.

Как бы там ни было, а всевозможные провокации до сих пор заводят Люциуса больше всего. Не сколько боль, сколько намек на нее, тщательно подготовленный аванс. Вот и сейчас Сев сводит пальцы обоих рук в щепотки. Через несколько секунд они сожмутся вокруг сосков Люциуса. Грубо остриженные ногти пока еще не впились в напрягшуюся розовую кожу, а Люц уже покрывается нежной дрожью и испариной.

Лицо Сева словно светится изнутри. Подобное выражение бывает у стрелка, четко вычислившего, куда именно послать пулю, и плавно нажимающего курок. Северус вцепляется мелкими острыми зубами в плечо своей живой мишени. Пальцы, как и было обещано, нашарили соски и теперь стремительно их атакуют.

Темные волосы Снейпа забивают Люциусу рот. Он почти не отплевывается, хотя поправить положение никак не может - руки Люца надежно привязаны к столбикам кровати. Член пульсирует, стремительно увеличивается в размерах и слегка каменеет. Разумеется, им Снейп займется в самую последнюю очередь, когда Люц слегка охрипнет от тихих умоляющих криков.

Ох... Зубы Сева переместились с левого плеча на левый сосок, в то время как правый крепко зажат между подушечками сильных пальцев. Люциус выгибается, запрокидывает голову и ритмично двигает бедрами, стараясь, чтобы его член смог хотя бы нечаянно соприкоснулся с влажной кожей Снейпа.

Действия становятся зеркально-противоположными: теперь Северус покусывает правый сосок Малфоя, а левый, мокрый и слегка пульсирующий, подвергается атаке крепких ногтей. Почти невыносимо больно, почти невыразимо хорошо. Снейп не слышит сдавленных просьб и останавливается только в тот момент, когда на сосках Люца проступают капельки крови. К этому моменту Люциус истекает потом и злыми слезами.

А еще спустя несколько секунд Люц вскрикивает от неповторимой боли: Сев стремительно входит в неподготовленное отверстие. Точнее - лишь пытается войти, поскольку тело Малфоя инстинктивно зажимается, вопреки тайным желаниям своего хозяина.

Сев почти всегда молчит в постели, кажется, что лишние движения и звуки отвлекают его от исполнения поставленной задачи. А Люциус, наоборот, бормочет все, что ему вздумается. До тех пор, пока к его губам не придвинется светло-розовый член партнера, пока его ключиц не коснется нежная кожа мошонки Снейпа, а ягодицы Северуса не начнут скользить по его грудной клетке. Сев садится на него верхом, сдавливает горло Малфоя ногами так, будто и впрямь хочет, чтобы позвонки, скрывающиеся под ослепительно-белой кожей, хрустнули и сломались.

Люциус с трудом шевелит языком, до такой степени плотно обосновался в его рту пенис Снейпа. Кажется, головка уже начала касаться гланд и того места, на которое надо надавить, чтобы тебя вырвало. Малфой пытается откинуться назад, пристроить голову на подушке так, чтобы слегка увеличить расстояние между гортанью и достоинством Северуса.

Когда-то в детстве, после того, как он почти год провел у родственников во Франции, отец обнаружил, что Люц говорит на родном языке с довольно сильным акцентом. И немедленно вызвал преподавателя, дабы тот поставил Люциусу произношение. Нынешние движения собственного языка почему-то очень сильно напоминают Малфою артикуляционные упражнения перед зеркалом в классной комнате Малфой-менора. Впрочем, сейчас Люц должен не ностальгировать, а заботиться о двух вещах: чтобы член Сева не взорвался спермой прямо в его глотке и чтобы этот член был как можно сильнее смочен слюной.

Они не так уж часто использовали обычную смазку. Иногда Сев специально варит некое зелье, по всем признакам годящееся на роль любриканта (и не суть важно, что именно этим пожилые маги лечат ревматизм), иногда в ход идет что-то еще: гель для душа, крем для рук, масло для загара, любая косметическая поебень, в избытке стоящая на письменном столе Малфоя. Но в тех случаях, когда Люциусу требовалось что-то совсем особое, смазки не было вообще. Немного слюны, возможно, немного спермы, если Люц к тому моменту уже кончил, и ничего больше. Причиненная боль была до такой степени острой, что Малфой мог кончить просто оттого, что она прекратилась.

Сегодня был именно тот случай. Никаких пальцев, никакой подготовки. Северус медленно перемещается вниз, небрежно проводит ладонью по слегка подрагивающему члену Малфоя, а потом резко вскидывает ноги блондина на свои плечи. А затем все так же резко входит в отчаянно сжимающееся отверстие Люца, не обращая ни малейшего внимания на крики и похныкивание. И слегка раскачивается вперед-назад, стараясь задеть своим членом пульсирующую точку простаты. Люциус больше не кричит, а только жалобно поскуливает, умоляя дотронуться до его органа, хоть ладонью, хоть языком. Всего на несколько секунд, ему этого хватит. Северус не реагирует на жалобы. Только сейчас он позволяет себе произнести хоть какой-то звук, больше всего напоминающий птичье уханье: сигнал к тому, что он вот-вот кончит. Люц изо всех сил напрягает мышцы ануса, сжимает их вокруг огромного члена, который вот-вот разорвет его изнутри. В знак благодарности Сев перемещает ладонь с ягодицы партнера на его пах, обхватывает пальцами вздрагивающую плоть. А потом резко подается вперед, и хрипло дышит, наконец-то показывая, что он измотался в этой странной погоне за коллективным оргазмом. Еще несколько секунд в спальне царит тишина, которую нарушает протяжный стон невероятно довольного Малфоя, а потом Люц почти нараспев говорит привычную фразу:

-Большое спасибо тебе, Северус.

И тон, которым произносятся эти слова, не имеет ничего общего с теми интонациями, которые звучали в голосе Люца несколькими минутами раньше, когда он ощущал себя не наследником рода Малфоев, не высокомерным старостой Слизерина, а счастливым любовником, наконец-то испытавшим то, чего ему очень давно хотелось.

 Отправлено: 21.07.06 23:01. Заголовок: Re:

6. Следующие пару дней Люц смотрит в основном в учебники: перспектива провала на экзамене и того, что может сделать с ним отец, напрочь убивает любые желания. Чертова Трансфигурация неизбежна. Свободного времени нет, а при попытке забить на все и слегка передохнуть, у Люциуса мгновенно возникает тягомотное ощущение, во многом похожее на неловкость. Он обязан сдать эту фигню. А уже потом сможет слегка вздохнуть.

Люц почти не выходит из комнаты, разве что в библиотеку за недостающими материалами, да в слизеринскую гостиную, чтобы прикрикнуть на чересчур расшумевшихся младшеклассников. С Севом они почти не разговаривают, дабы не сбивать мысли с повторения пройденного, и оба воспринимают эту ситуацию как само собой разумеющееся. Вот когда Люц сдаст Трансфигурацию, первым делом он обязательно приложится к бутылке виски. Потом передаст бутылку Севу и закроет дверь спальни на ключ. Или не спальни. Может, они со Снейпом дождутся сумерек и свалят на берег озера, в одно из тех укрытий, о которых знают все старшеклассники, но мимо которых никто старается лишний раз не проходить. Из чувства безопасности и деликатности (на второе, впрочем, способны лишь гриффиндорцы).

В ночь перед экзаменом Сев дважды заглядывает в его комнату, буквально на десять минут, не больше. Этого достаточно для того, чтобы слегка передохнуть. Происходящее даже не тянет на обычный взаимный минет, скорее – так, что-то вроде разминки для тела, утомленного многочасовым сидением за письменным столом. Севу завтра сдавать Зелья, и он почти спокоен. Лучше него этот предмет знает только сам Слайхорн, да и то не факт.

Слава Мерлину, Салазару и тому, кто охраняет непутевых студентов. С билетом Люцу повезло. Он поверить не мог, что вытянет такую ерунду, и что комиссия не станет донимать его дополнительными вопросами. Выходя из зала, Люциус продолжает мысленно отвечать на вопрос преподавателя, пытается подумать о том, как удобнее выстроить фразу, как произнести на одном дыхании сложное многоступенчатое заклинание, что еще можно добавить к ответу на третий пункт. А потом вдруг понимает, что он уже давно стоит на террасе, ведущей в залитый солнцем двор.

От шума, издаваемого толпой счастливых пятиклассников, у Малфоя почти сразу начинает кружиться голова. Впрочем, дело, наверное, еще и в нервотрепке, недосыпе и общей нервозности. Наконец-то. Это. Закончилось. Эта мысль никак не хочет прижиться в сознании, нашпигованном остаточными сведениями, отрывками билетов, цитатами и сложными заклятьями. Он свободен. Он это сдал.

На то, чтобы радоваться, сил почти не остается. Хочется рухнуть на траву и смотреть в пыльно-голубое небо, так, как это делает малышня. Разумеется, статус старосты подобное поведение в общественном месте исключает напрочь. Не говоря уже о семейных традициях Малфоев. К озеру и немедленно. И долбись оно все конем.

По пути Люциус наталкивается на вполне импозантную группу. Блэк с Люпином валяются в обнимку на расстеленной мантии (ну надо же, а Ремус, оказывается, очень неплохо умеет целоваться), а сидящий рядом с ними пацан (тоже их однокурсничек, один из тех, кто по жизни смотрит на Поттера влажными от умиления глазами), честно делает вид, что он тут как нельзя кстати и вообще, он книжку читает. Учебник по Зельям, которые только что сдал. Спросить что ли у этой гоп-компании, где они потеряли Джеймса или не надо? В одиночестве Поттер вряд ли начнет докапываться до Сева, а у Снейпа наверняка ума хватит не соваться к озеру, а укрыться от жары в прохладе подземелья. Северус, равно как и сам Люц, солнечные лучи переносит с неудовольствием.

Свободное местечко нашлось на самом удаленном участке берега. Как правило, на эту полянку студенты приходили не поодиночке. Да и Люц, честно говоря, не брезговал этим местом. Только, разумеется, не днем, когда вокруг шастают толпы непуганных идиотов. То бишь – студентов Хогвартса. Не смотря на усталость, Люциус достаточно аккуратно расстелил казавшуюся чересчур теплой и тяжелой мантию. Опрокинулся на спину, прикрыл глаза левой рукой, прислушался. Тихий плеск воды, монотонное шуршание каких-то прибрежных травок, редкое чириканье птиц, отголоски чьей-то болтовни, доносящейся с другого берега. Сладкое состояние – не то сон, не то дрема, не то транс. Спать не хочется, но и думать не хочется тоже. Просто тишина и молчание. И никто не лезет под руку.

- Я решил вернуть тебе платок.

Какого ээээ…. Люц встрепенулся. Резко открыл глаза, уставившись на более чем знакомую фигуру. Поттер. Стоит в двух шагах от края малфоевской мантии и протягивает Люцу белую тряпочку, бывшую некоторое время назад батистовым платком. Что он с ней делал? Неужто сморкался? Да дрочил, скорее всего, слишком уж смущенный вид у вроде бы непрошибаемого Джеймса. Слишком уж внимательно Джимми рассматривает брючный ремень Люца, пряжка которого слегка серебрится в лучах послеобеденного солнца. (Ничего себе поспал. Голова теперь тяжелая, будто он не экзамен сдавал, а в Хогсмиде всю ночь отрывался).

Люц уселся поудобнее, подтянул колени к подбородку и еще раз внимательно смерил взглядом Поттера. Волнуется мальчик. И правильно делает.

- Ну, это ты зря. Я не обеднею, даже если подарю тебе еще и белье. В комплект к платочку и рубашке. Какое предпочитаешь: с кружевами или шелковыми подвязками?

- А что ты обычно напяливаешь на Снейпа? Мантию профессора арифмантики?

Откуда он знает?

- Балетную пачку и корсет.

У Джеймса перекашивается лицо. По видимому, он действительно представил себе Северуса в таком наряде. Кто его знает, может Поттера это даже заведет. Самому Джимми и впрямь пошло бы что-нибудь шелковое, кружевное и белое. Как девственнице-невесте.

- Может быть, хочешь их примерить?

- Что? - Джеймс поднимает глаза, смотрит на Люциуса с веселым испугом.

- Поттер, да ты у нас, оказывается, еще и глухой. Сними очки, чтоб на уши не давили, и садись поближе. Я повторю.

Еще секунду Люц колеблется - подавать ли Поттеру руку или пускай сам справляется. И решает не лезть. Джеймс осторожно присаживается на краешек мантии. Так осторожно, будто он сейчас не на экзамене был, а на отработке... у профессора арифмантики. А вот интересно, с ним хоть раз кто-нибудь делал подобное?

Люциус прерывисто вздыхает, чтобы отогнать не особенно уместные мысли, и осторожно придвигается к собеседнику. Такое уже было пару недель назад, когда Джеймс оказался в его спальне. Ну теперь-то Поттеру никуда не деться. Его никто не звал, он сам пришел. А раз сам - то пускай расхлебывает.

Джимми ничего не говорит, когда губы блондина деликатно касаются его шеи. И когда Люц очень осторожно кладет свои ладони ему на плечи. А потом расстегивает пуговицы рубашки. Малфой контролирует себя изо всех сил, пытаясь вспомнить все, что когда-либо слышал и читал о мужской девственности. Он сам лишился ее на четвертом курсе, это было слишком давно, и он был слишком пьяным, чтобы сопротивляться Флинту, в которого, казалось бы, был тогда влюблен. Остальные партнеры тоже имели определенный опыт в этом вопросе. Правда, особо сильно хвастаться подвигами было не принято. Люциус не знал и, в принципе, не особенно интересовался, кто именно был первым в жизни Снейпа.

А вот теперь такой случай подвернулся. Не каждому так повезет. Малфой не особенно уверен, что ему надо быть слишком нежным. В конце-концов, Джимми не девушка. Да и целуется Люц так себе, гораздо больше ему нравится позволять себя целовать. Но на этот раз выбирать не приходится.

У Джимми такие мягкие губы. Немного влажные, напряженные, абсолютно неумелые. Ну куда ты мой язык выталкиваешь, глупый. Люциус осторожно почти прикусывает кончик языка Джеймса. Совсем чуть-чуть. А потом исполняет свое заветное желание и касается сколотого переднего зуба Поттера. Действительно немножко больно. То самое сладкое предчувствие боли, от которого у Люца начинает сосать под ложечкой. И... еще ему явно слегка малы брюки.

Джеймс отчаянно жмурится, но не уворачивается. Он неуклюже обнимает Люца и вновь проводит ладонью по его спине. Только на этот раз Малфой не задает ему никаких вопросов. Он вполне решительно вытягивает рубашку Поттера из-под брючного ремня. От пупка вниз тянется нежная полоска темных волосков. Люц по хозяйски скользит пальцами по этой путеводной дорожке. Надо же, а Джеймс-то у нас совсем кудрявый.

- Не надо, пожалуйста... - в голосе Поттера чувствуется испуг.

- Чего ты боишься? Я сделаю все очень аккуратно, - Люциус изо всех сил старается скрыть подступившее раздражение.

- Я не... это... Я не хочу, чтобы нас увидели, - почти шепчет Джеймс и утыкается губами в плечо Малфоя. Смешной. Щекотно. Ну надо же.

Поттер ведет себя просто как девица. Чего ему ломаться. Хотя, в принципе, Джимми в чем-то прав. Первый раз должен быть красивым. Или, по меньшей мере, запоминающимся. Интересно, куда можно отвести это смущенное чудо? В ванну для старост? Еще слишком рано, туда кто-нибудь может войти. В квиддичную раздевалку? С тех пор как Люциус ушел из команды, там явно сменили пароль. В подземелья? Так уж легче сразу нанести на мантию светящуюся надпись "Я иду трахать Джеймса Поттера". Хотя... До выпуска неделя. Он все семь лет старался вести себя так, как и полагается Малфою. Может же он просто снять стресс после экзамена? Тем более, что весь седьмой курс сегодня явно будет отмечать окончание экзаменов. В том беспорядке, что скоро начнется на их территории, через гостиную можно провести не только Джеймса, но и весь Гриффиндор, включая декана. Еще и нальют гостям на радостях.

- Ты представляешь себе, где находится наша гостиная?

- Разумеется.

Ну да, конечно. Кто еще, если не Поттер со своими полудурошными дружками, закинул в спальню слизеринских первоклассниц огроменную рыжую крысу? Интересно, как им удалось пробраться туда незаметно?

- Если бы ты не был гриффиндорцем, - почти мурлыкает Люциус, продолжая шарить руками под рубашкой Джеймса... - Если бы ты не был гриффиндорцем, ты смог бы заглянуть... ко мне... в комнату.

- Хочешь, я приду так, что никто не заметит?

- Ну попробуй.

 Отправлено: 21.07.06 23:02. Заголовок: Re:

7. Как он и предполагал, в гостиной уже начались приготовления к вечерней тусовке. Сева среди суетящейся толпы, разумеется, не было. Главное, чтобы его не было и у Малфоя в комнате. Спешащего Люциуса окликнули сразу несколько одноклассников.

- Люц, ты далеко?

- Отдохнуть немного. Ночь впереди длинная, - Люциус произнес последнее предложение как можно более двусмысленней, чтобы любому стало ясно: на сегодняшнем празднике жизни Малфой не ограничится пивом и игрой в карты на раздевание.

Комната как всегда безукоризненно чистая, будто это не холостяцкая спальня, а министерский кабинет. Несколько секунд Люц размышляет о том, не трансфигурировать ли ему из чего-нибудь букет цветов, а потом решительно про это забывает. За оставшееся время он успевает переодеться, проверить наличие любриканта, вытащить из-под кровати фляжку с выпивкой и сделать пару вполне приличных глотков. Этого хватит, чтобы в тело вернулась привычная уверенность, исчезнувшая куда-то после того, как Джеймс старательно прижался к его щеке, прежде чем подняться с мантии.

От непривычного стука в дверь Люц еле заметно вздрагивает. Поттер стоит на пороге, запыхавшийся, слегка смущенный, отчаянно встрепанный.

- Меня никто не видел, честное слово, - Джеймс судорожно запихивает в карман что-то серебристое и мягкое, вроде девичьей ночнушки. Наивный. Кружевных тряпок в шкафу Люциуса и без того хватает. Начиная от парадных рубашек и заканчивая почти прозрачной блузкой, в которую однажды его нарядил Розье.

Люц покровительственно кивает, а потом неторопливо запирает за Поттером дверь.

- Я немного выпью. - Джимми говорит это тем же самым тоном, что и в прошлый раз, когда он вышел из этой комнаты в рубашке Малфоя. Интересно, что с ней потом сделал этот юный фетишист?

Люциус присаживается на кровать, лениво наблюдает за действиями Джеймса. Тот явно торопится, судорожно глотает крепкий напиток, почти отплевывается.

- Дай сюда, - и Люц притягивает к себе гостя. Вместе с фляжкой.

Оказывается, раздевать партнера можно по-разному. В том числе и так, что банальная школьная форма мгновенно обретает благородные признаки изысканной одежды. Даже жаль, что он открыл эту истину только сейчас, когда ему самому осталось носить хогвартскую мантию всего неделю. Джеймс наблюдает за его действиями почти обречено, как будто до сих пор толком не верит, что он находится именно в этом месте и именно с Люциусом. Впрочем, раздевать Поттера окончательно Люцу пока не хочется. Если Джимми сейчас окажется совсем голым, он обязательно зажмется и начнет напоминать Сева. А эти двое настолько друг друга ненавидят, что вряд ли уживутся вместе даже в эротических фантазиях Малфоя.

- Очки сними, - уже почти привычно шепчет Люц. А потом сам осторожно перекладывает стекляшки на сиденье стула. Это уже почти традиция.

Указательным пальцем Люциус притягивает подбородок Джеймса к своим губам. И тут оказывается, что хваленая гриффиндорская способность быстро обучаться - отнюдь не миф. Как же жалко, что у них так мало времени. Всего за пару недель Люц смог бы сделать из Джимми первоклассного любовника, способного исполнить любую его прихоть. Он осторожно упирается ладонью в бедро Поттера. Этим жестом легче всего опрокинуть партнера на постель. Но, Джеймс, разумеется, толкует все по-своему.

- Неужели тебе надоело? ("Неужели ты догадался, что я это делаю второй раз в жизни?")

- Совсем наоборот.

- Тогда почему ты меня остановил? ("Мне очень страшно, но я в жизни об этом не скажу")

- Целоваться лежа гораздо интереснее.

Кажется, сейчас Джеймс задаст еще один вопрос. Ох, все-таки молчание - золото. Чем больше возишься с неумехой Поттером, тем сильнее ценишь таланты Сева.

Джеймс послушно вытягивается на кровати и почему-то обнимает себя за плечи. Деееевственик. Люциусу становится неожиданно смешно и очень легко, как будто он второй раз за день вытащил невероятно простой билет.

- Глаза не закрывай.

Поттер кивает. Теперь они слегка поменялись ролями: Люц говорит, а Джимми прерывисто вздыхает и иногда облизывает все еще невинные, но уже довольно послушные губы. Малфой соскальзывает с кровати и резко расстегивает молнию на брюках. Белья под ними нет. Он слегка приспускает одежду - так, чтобы Джеймс мог разглядеть все, чем Люц небезосновательно гордится.

-Видишь, какой большой?

Однако Поттер вновь продолжает его удивлять. Вместо того, чтобы зажмуриться, охнуть и дотронуться до члена наверняка вспотевшей ладонью, он подается вперед и касается светло-розовой кожи губами. Очень осторожно, но при этом правильно.

- Где ты этому научился? - почти угрожающе спрашивает Люциус. ("Что ж ты мне голову морочил своей гриффиндорской невинностью?")

- Блэк однажды делал такое Рему, - Джеймс отшатывается. ("А ведь это не больно? А что при этом чувствуешь?")

- А ты делал так кому-нибудь? - к легкой угрозе прибавляется невероятно ласковая нотка.

Джимми почти испуганно мотает головой.

- Тогда начнем с самого простого.

И Люциус плавно обхватывает пальцами член Поттера.

- Положи руку вот сюда.

- Левую или правую?

- Чистую. ("Хоть бы чернила с пальцев смыл, Джимми.")

Джеймс - правша.

Это занятие больше всего напоминает самые первые уроки музыки. Когда от ученика только лишь требуют правильно ставить пальцы на клавиши, не позволяя до них дотронуться и попробовать сыграть гамму.

Неужели эта самая смуглая ладошка умеет ловить снитч, крошить за завтраком хлеб, держать сигарету? С такими способностями к обучению Поттер давно должен был закончить Хогвартс экстерном. Вундеркинд.

Люциус чувствует себя слегка уязвленным. И потому чересчур резко стягивает с Джеймса плавки. Сбрасывает их куда-то на пол. Убирает руку Поттера от своего паха. Запрокидывает партнера на спину. Легко скользит ладонью по промежности и упирается пальцами в отверстие, сохранность которого еще несколько минут назад казалась ему сомнительной. А зря.

Джимми слишком напряжен. Это неправильно. Понадеявшись на интуицию, Люц ложится поближе и переключает внимание Поттера на поцелуи. А потом осторожно скользит губами по грудной клетке Джеймса, не переставая при этом атаковать все еще отчаянно сжимающийся анус.

- А разве там не надо смазывать?

- Этому тебя тоже Блэк с Люпином научили? - бубнит Люц, зарываясь ртом в упругие колечки кудрей. Кажется, ему наконец, удалось ввести в задницу Поттера верхнюю фалангу указательного пальца.

Джимми не отвечает, он отчаянно сжимает своими ладонями плечи Малфоя, наивно надеясь, что ему удастся отцепить любовника от своего тела. Тем временем Люц почти привычно прижимается ртом к напряженному члену Поттера. Все-таки интересно, у кого из них больше - у Джеймса или у Северуса? Вот бы сравнить.

Кажется, подобные ощущения Джеймс испытывает впервые. Он до такой степени ошеломлен происходящим, что почти перестает сопротивляться, когда Люц продолжает продвигать палец по его заднему проходу.

Насладиться всеми нюансами хорошего минета Поттеру не удалось. Он взрывается так быстро и неожиданно, что Люц не сразу это понимает. Да и сам Джеймс этого тоже не понимает. Несколько секунд он лежит неподвижно, а потом резко сжимает мышцы ануса.

- Убери это оттуда, пожалуйста...

- Джимми, я чего-то не понял.

- Ну... все было потрясающе, я первый раз так... Только убери, пожалуйста, палец. Мне очень неприятно.

Твою мать и мать Мерлина. Да ты ведешь себя просто как нахальная девица, Джеймс Поттер. Думаешь, Люц хоть раз в жизни кому-нибудь отсасывал просто так, не получив при этом собственной выгоды? Больше всего Люциусу хочется сейчас двинуть Джимми по морде. Нет, не по морде, лучше по заднице. И при этом, желательно, чем-нибудь таким, типа розги.

Вместо этого Люц лениво произносит.

- Ты можешь предложить что-то поинтереснее?

- Ну, хочешь, я тоже так сделаю? У меня обязательно получится, ты только убери оттуда руку.

- У меня есть идея получше. - Люциус с гибкостью, достойной породистого лесного хищника, вновь меняет позу. Банальное "шестьдесят девять", но с небольшими дополнениями.

-Поттер, ты знаешь, что у тебя очень талантливые руки? Такие способности надо развивать.

Свободной рукой Люц подводит правую кисть Джеймса к своему отверстию. Привычно расслабляется, слегка надеясь, что Джимми последует его примеру. И вновь пробует пошевелить пальцем, зажатым между ягодицами партнера. Поттер закрывает глаза и пытается отдернуть руку.

- Но ведь это совсем неестественно. ("Отпусти меня. Отпусти, пожалуйста, иначе я всю оставшуюся жизнь точно проживу натуралом!")

- По твоему, сосать друг другу хер гораздо правильней?

- Зато не так больно. ("Больше никогда и ни с кем. Только под одеялом, прислушиваясь к тому, как Сириус отсасывает у Ремуса.")

- В первый раз всегда больно, зато потом будет просто потрясающе. Это как с сигаретами: сперва невкусно, а потом оторваться не можешь.

Кажется, сравнение подействовало. Тем более, что Люц осторожно провел языком по покрытому спермой впалому животу Поттера. Джимми довольно потянулся.

- Ну и что ты сейчас чувствуешь?

- Кто-то в дверь стучит.

Постучит и перестанет. Беспокоить Люца, если он не хочет открывать – себе дороже. Первоклашки обратятся к нему только в том случае, если в гостиной объявится живая мантикора. Да и то после того, как зверюшку не удастся подкинуть соседям в Башню.

- Не отвлекайся. Сюда никто не войдет.

Ну, или почти никто. Ибо в Хогвартсе все-таки есть один человек, знающий пароль от комнаты Малфоя.

Такое выражение лица, как у Снейпа сейчас, Люц не встречал ни у кого. Потрясающая смесь безумия, презрения и высокомерия. Люцу никогда в жизни не удастся изобразить что-то подобное, даже если он сутками будет тренироваться перед зеркалом.

Первым, как ни странно, в себя приходит Джеймс. От перевозбуждения что ли? Он делает судорожное движение, словно пытается прикрыться первой попавшейся одеждой (М-да, Джимми, такую эрекцию носовой платок замаскировать не в состоянии), а потом вполне по хозяйски пристраивает лохматую голову на животе Люца. И смотрит на Северуса взглядом, который сам считает, по-видимому, победным.

- Обломись, Снейп, он теперь со мной.

Да ну? Мальчик, никто и никогда не принимает решения за Люциуса Малфоя. Инициатива наказуема. Да еще как наказуема. Люциус жизнерадостно улыбается оторопевшему Северусу.

- Сев, заходи. Ты только глянь, какая прелесть. Поможешь мне, или пока посмотришь?

- Для начала – звук убавлю.

 Отправлено: 21.07.06 23:02. Заголовок: Re:

8.
. Северус спокойно усаживается верхом на стул, предварительно спихнув с сиденья очки Поттера. Прижимается подбородком к резной спинке и смотрит так, будто в упор расстреливает лежащего на кровати Джеймса. Люц меланхолично перебирает кудри партнера. Вроде бы нежно-нежно, но на самом-то деле Джимми от него не вырваться. Палочка в мантии, мантия – в самом дальнем углу комнаты. Доступ к ней перекрыт Снейпом.

- И что, он так и будет здесь сидеть? - Джеймс пытается отвести глаза от фигуры одноклассника, но ему это никак не удается.

- А тебя это смущает? ("Скоро он к нам присоединится".)

- Но ведь обычно все происходит… наедине…

- Поттер, ну ты же сам наблюдал за Ремусом и Блэком… ( "Если я прямо сейчас назову
тебя по имени в присутствии Сева, то проблемы будут у всех троих").

- Так это потому, что у нас комната общая. Мы соседи.

- Все мы в некотором роде соседи. По кровати. – Руки Люциуса крепко сжимаются на бедрах Джеймса.

Северус молчит. Он преисполнен своим фирменным молчанием, с которого начинается
любая их игра. Спинка стула слегка закрывает обзор, но Люц прекрасно
знает, что Снейп очень возбужден.

Поттер снова пытается о чем-то спросить, но его сейчас никто не слушает. Снейп и Люциус громко произносят вслух заклятие Заглушающих чар. Теперь Джеймс может не только задавать вопросы, но и громко протестовать против ответов. Вырваться ему тоже вряд ли удастся - комната теперь заблокирована. Вот и отлично. Переглянувшись со все еще сидящем на стуле Северусом, Люц решительно задергивает полог кровати: Сев терпеть не может раздеваться при посторонних. В принципе, если дело происходит днем, то он стесняется даже Малфоя.

Поттер вздыхает и пытается улыбнуться. Видимо решил, что за занавеской он в безопасности, и Сев просто останется в комнате. Он же сам иногда сидит в спальне, когда Рем и Сириус забираются на одну постель. Глупый.

Когда Снейп откидывает полог, на нем все еще остается мантия. Под ней, правда, ничего нет, но Джимми это знать совсем не обязательно. Он и без того выглядит ошалелым.

- Он что, тоже будет с нами? ("Не с нами, а с тобой. Мной Северус займется ночью".)

- Послушай, Джеймс, - Люциус пытается придать своему голосу самые бархатистые и вкрадчивые интонации. - Тебе ведь на самом деле этого хочется. Ведь наверняка, всякий раз, когда ты смотрел, или слушал, или представлял себе то, что делают Блэк и Люпин... Тебе ведь хотелось быть вместе с ними, правда? Просто ты сам боялся себе в этом признаться.

Поттер молчит, но Люц почти уверен, что он на правильном пути. Он осторожно надавливает на головку поттеровского члена, словно напоминая об удивительных возможностях и новых ощущениях, с которыми тот сегодня познакомился.

- И потом, неужели ты хочешь, чтобы вся школа узнала, что в постели ты полный ноль? - Теперь голос Люца сочится ехидством и презрением. - Неужели ты думаешь, что к тебе будут относиться по-прежнему, если узнают, как ты пришел к слизеринцу, сам и добровольно, и умолял лишить тебя девственности? Что до сих пор никто не соглашался даже тебя поцеловать? Что ты вел себя просто как девица и струсил в самый последний момент? Думаешь, Блэк и Люпин будут с тобой общаться, узнав, как ты всю ночь напролет отсасывал Снейпу?

- Я не...

- А это никого не волнует. Ты на нашей территории, Поттер. В случае необходимости весь факультет подтвердит, что именно Сев сделал из мальчика... женщину. Мало того, сегодня ночью у нас в гостиной будет праздник. Большой праздник. И ты смело можешь претендовать на роль нашего лучшего украшения. Ты ведь сам говорил мне, что хочешь всему научиться. Думаю, что после такой ночи у тебя точно не будет отбоя от клиентов.

- А если я соглашусь... с вами? - Ох, каким же потрясающим тоном он это произносит. Можно подумать, что у него есть хоть какие-то шансы.

- А ты уже согласился. Ты уже в моей спальне. Голый. И ты уже кончил, Джеймс Поттер.


Джеймс честно пытается скрыть отвращение, когда Снейп усаживается рядом с ним на кровать. Однако Люциусу совершенно не нравится ухмылка, в которую складываются припухшие губы Поттера. Настоящий мужчина обязан уметь себя контролировать. И сохранять достоинство в любой ситуации.

- Джимми, тебе никогда не говорили, что к партнеру надо относиться уважительно? Представь себе, некоторые ценят это гораздо больше, чем талантливый рот.

- Ерунда. ("Ну сделай что-нибудь наконец, или ты можешь только читать нотации?")

- Разве? Ты сам убедишься, после того, как я научу тебя этому. Сев?

- Акцио ремень, - произносит Снейп. ("Я тебя обожаю, Севви".)

Честно говоря, Люциусу никогда в жизни не приходилось кого-либо пороть. Зато сам он испытывал на себе удары бесчисленное количество раз. Не будь Джеймс таким упрямым, Малфой обязательно объяснил бы ему, как именно нужно расслабить мышцы, чтобы боль начинала доставлять удовольствие. Но подобный разговор произошел бы совсем при ином раскладе.

Северус аккуратно складывает вдвое ремень Люца с узорной серебряной пряжкой. Несколько секунд Люциус мучается любопытством: интересно, как будет выглядеть зеркальный отпечаток монограммы LM, врезавшийся в нежную кожу? А потом он решительно переворачивает Джеймса на живот и ласково шепчет в аккуратное покрасневшее ухо:

- Не дергайся, Поттер. Просто не сопротивляйся. Никто ничего не узнает, если ты не будешь истерить, как девчонка.

Джеймс обречено утыкается лицом в скрещенные руки. Вероятно, даже сейчас он думает о том, как можно выбраться из спальни. И при этом отчаянно хочет продолжения. Сев издает сдавленный стон удовольствия и начинает заносить руку для первого удара.

- Да подожди ты... - Люциус осторожно проводит кончиками пальцев по напряженным ягодицам Джеймса. Так вот как, оказывается, выглядит беззащитное тело, ожидающее неотвратимого удара. Такой теплый, такой нежный... Такой возбужденный, вопреки собственной воле. Оказывается, это так приятно, ощущать свою власть над тем, кто боится по настоящему, а не только потому, что это входит в правила игры.

Первый шлепок выходит у Люца каким-то неубедительным и неловким. Зато второй... Один звук чего стоит, похожий на мягкий всплеск, как будто созревшее яблоко падает в маленький ворох опавшей влажной листвы. Ладонь слегка покалывает, она словно пропитывается непривычными ощущениями.

Джеймс вскрикивает, но очень неуверенно, словно никак не может понять - подойдут ли его вопли под определение девичьей истерики. Люц осторожно касается левой рукой его встрепанной макушки. Всего на несколько секунд. А потом снова шлепает Поттера. Медленно и очень сильно.

Минут через десять стоны Джимми переходят в тихое всхлипывание. Люциус все чаще устраивает паузы между шлепками - ладонь горит, но прекращать порку ему совсем не хочется. У Джеймса такая теплая нежная задница, он так смешно сжимает ягодицы... Неожиданно Малфой понимает, что рубцы на его собственном теле начинают слегка побаливать. Это почему-то усиливает и без того неслабую эрекцию. Северус внимательно наблюдает за действиями Люца. Причем, кажется, больше всего его интересует выражение лица Малфоя.

- Хочешь? - одними губами спрашивает Люциус и перемещает руки на плечи Джеймса.

Сев резко взмахивает ремнем. Поттер вскрикивает и пытается дотронуться рукой до наказанной ягодицы. На ней действительно отпечатался узор пряжки, но совсем не так сильно, как хотелось бы Люцу. Изо рта Джеймса вырывается довольно крепкое ругательство и всхлип. Люц морщится.

- А я, кажется, знаю, чем тебе можно занять рот. Поттер, помнится, ты предлагал у меня отсосать?

Еще один всхлип, но, кажется, больше напоминающий согласие. Однако Люциус не спешит двигаться с места. К явному изумлению Джеймса, в изголовье кровати устраивается Снейп, передавший ремень владельцу. Усаживается поудобнее, так, чтобы его член упирался в рот Джимми. Он знает свое дело, а в ближайшее время Поттер освоит свое.

- Не спи, моя радость. Начинай, мы ждем, - и Люц оставляет на ягодицах Джеймса еще один розовый горячий отпечаток. Джимми вздрагивает, гораздо сильнее, чем от любого из предыдущих ударов, и раскрывает рот. Люц вновь замахивается.

Через некоторое время Люциус и Снейп меняются местами. Северус за это время успел кончить, а Малфой чувствует приближение оргазма. Один только вид Поттера, отчаянно распластанного, глотающего сперму, пытающегося прикрыть ягодицы от очередного удара, доводит Люца до почти невменяемого состояния. Когда губы Джеймса смыкаются вокруг его члена, Малфой просто плавится от восторга. Однако кончает он в тот момент, когда смотрит на Сева. Такого вдохновенного и прекрасного лица не было ни у одного из любовников Люциуса.

 Отправлено: 21.07.06 23:03. Заголовок: Re:

9. - Я никому не скажу про профессора. Чееееееестно, - последнее слово Поттер не проговаривает, а выплескивает из себя вместе с очередной порцией спермы и желчи, впитавшейся в и без того заляпанный ковер. Черт, обидно будет, если эльфам не удастся вывести пятно. Хотя ладно, через неделю Малфой отсюда съедет.

- Какого профессора? - весело спрашивает Люц, прижимая руки Джеймса к полу. - Северус, ты что-нибудь знаешь о каком-нибудь профессоре?

- Минерва ноги брить не любит. - Тем же бодрым тоном откликается Снейп,
вводя в Поттера четвертый палец. Джеймс снова всхлипывает, но совсем безнадежно, почти как ребенок, понимающий, что слезы ни к чему не приведут, но не умеющий мгновенно успокаиваться.

- Брить? Неплохая идея. Акцио бритва. – Люц затягивает на запястьях Поттера крепкий узел и обматывает веревку вокруг ножки кровати. Туговато получилось, ну да ничего. Лишь бы Джеймс не начал биться головой о пол и мебель.

- Неееееет.

- Джимми, ну что ты дергаешься? Я же аккуратно. Зато потом станешь совсем пушистым. - Малфой осторожно приставляет блестящую бритву к паху партнера.

Так вот оказывается, что чувствовал в свое время Флинт. Как же Джеймс зажимается в ту секунду, когда до его члена дотрагивается холодный острый металл. Как же при этом начинает дрожать сам Люциус. Сев, практически не глядя, подзывает со стола флакончик. Гель для душа.

- Люц, это тебе. – Словами не передать, до чего Малфой рад присутствию Снейпа. Потому что он до сих пор не уверен, что справился бы в одиночку с сопротивляющимся Джеймсом, не отпустил бы его из комнаты. Слишком уж убедительно Джимми умеет умолять. Впрочем, сейчас Поттер не умоляет. Он жмурится, пытается пошевелить руками и отчаянно извивается. До такой степени отчаянно, что Люц вынужден придерживать его тело еще и коленкой.
Закончив наносить пену, Малфой передает гель Северусу. Но тот отрицательно мотает головой и отправляет бутылочку обратно на стол.

- Почему нет?

- Это будет жечь гораздо сильнее. - Снейп равнодушно показывает Люциусу другой флакон, зажатый в свободной руке. Он выглядит хмуро-сосредоточенным, как будто сейчас перед ним находится не распластанное тело ненавистного одноклассника,
а котел с очередной бурлящей бурдой, в которую надо добавить что-то особенное.

Бритва скользит по намыленным липким кудряшкам, превращает их в неровные обрезки, слегка царапает кожу, оставляет на ней мелкие кровоточащие следы. Несколько раз Люц соприкасается ладонями с Северусом: они перевернули Поттера на бок так, чтобы было удобно им обоим. Слегка утомившись, Люциус смывает остатки пены и обрезки волос водой из кувшина. Новая посудина ничем не отличается от той, которую Джеймс разбил в этой комнате. Как же давно это было.

Люциус снова обхватывает член Поттера (Все-таки у Сева больше, правда, совсем не намного). Однако эти движения ничем не напоминают осторожные ласки, с которых он начал обучать Джеймса. Несколько резких жестов - просто для того, чтобы Джеймс не выглядел совсем уж безучастным.

Тем временем Снейп резко выдергивает все четыре пальца из ануса Джимми. Наносит на них липкую, отвратно пахнущую мазь и вновь касается ладонью задницы Джеймса. Очевидно, это и впрямь очень едкий состав. Поттер резко дергается, пытается подтянуть колени к подбородку или животу и отчаянно подвывает, словно раненый зверек. Этот звук до такой степени похож на те, что издавал Люциус во время самых первых отработок в кабинете арифмантики. Это невозможно. На несколько секунд Люцу кажется, что он сам чувствует отвратительное жжение в заднем проходе. Чтобы избавиться от наваждения, Малфой быстро ударяет Джеймса по щеке.

Снейп неутомим. Самого Люциуса хватило только на два раза. Джеймс почти не сопротивлялся, только прерывисто дышал и закусывал нижнюю губу. Как будто боялся сказать что-то лишнее и тем самым навлечь на себя новые неприятности. Повинуясь странному порыву, Люц прижался ртом к влажным, перепачканным слюной, кровью и спермой губам Поттера. Коснулся языком гладких зубов, на секунду задержался у маленькой щербинки. Странно, неужели еще сегодня утром Джимми понятия не имел, что такое поцелуй. Сейчас Джеймс ответил на короткую ласку так обречено и безукоризненно, словно пять лет изучал это ремесло вместе с Зельями, Трансфигурацией и Историей Магии. Люц не ожидал от себя, что он может так осторожно вводить свой член в горячее, кровоточащее отверстие. Что он будет так деликатно двигать бедрами, так робко касаться пальцами распухших израненных сосков Джимми. Кажется, Поттеру понравилось. По меньшей мере, он кончил, всего на несколько секунд опередив Люца и слабо бормотнув что-то, отнюдь не похожее на ругательства, которыми он сыпал до этого. Все так же неожиданно для себя Люциус провел языком по маленькой ранке, оставшейся на плече Джеймса после слишком сильного поцелуя. И никак не мог вспомнить, кто из них двоих оставил эту метку на теле жертвы.


Оказывается, самое изысканное удовольствие можно получить, просто выступая в роли наблюдателя. Люц устраивается поудобнее на постели, привычно откидывается на подушки и лениво водит пальцами по головке собственного члена. Минимум движений. Зрелище, разворачивающееся на коврике перед его кроватью, невероятно распаляет Люциуса. Снейп, так и не снявший себя порядком замызганную мантию, неутомимо пользует окровавленное отверстие Джеймса. Больше всего его действия напоминают Люцу языческую пляску на трупе поверженного врага. Сев то слегка откидывается назад, то, наоборот, подается поближе к партнеру, видимо для того, чтобы лишний раз полюбоваться на заплаканного, умоляющего, почти безумного Поттера.

- Нытик, ну пожалуйста... я не могу больше... я больше этого не выдержу... прекрати, вынь его из меня... он такой огромный… Ны... Северус, я никогда в жизни... мне совсем плохо, разве ты не видишь... Люциус сам… Я не хотел... только не это... прости меня... ради Мерлина.... нет... нет... нет.. нет.. Северус.. Я сейчас умру...

Последние слова звучат как сквозь толщу воды: школьный колокол возвещает наступление ужина. Ну надо же, оказывается Малфой совсем потерял счет времени: он был почти уверен, что их игры с Джеймсом длились как минимум сутки.

- Я голодный, как собака. - Люц чувствует дикую усталость: какой же длинный был сегодня день, начавшийся на рассвете повторением билетов.

Он неспешно натягивает на себя одежду. Первый раз в жизни ему даже в душ не хочется. А придется. Впереди еще долгое празднество, на котором он обязан присутствовать хотя бы в качестве старосты.

-Сев, ты чего там копаешься? - Снейп с неохотой распутывает веревку. Естественно, будь его воля, Поттер всю оставшуюся жизнь провел бы на полу этой спальни. Кроме того, Северус банально опасается, что развязанный Джеймс немедленно накинется на него с кулаками. Правильно опасается, между прочим. Люц решительно направляется к Джимми, взмахивает палочкой, освобождая его от веревок. Хватает оторопевшего,
мало что соображающего Поттера за плечи и почти толкает его в сторону двери.

- Северус, где его шмотки? У хорошего ловца должна быть хорошая реакция. – Джеймс автоматически перехватывает и прижимает к себе мятые тряпки, бывшие некогда штанами, рубашкой и мантией.

- Ты говорил, что тебя могут не увидеть. Вот и отлично. – Люц рывком отправляет Джеймса за дверь и мгновенно ее захлопывает. Поттер не сопротивляется, по-видимому он очень торопится надеть на себя что-нибудь, пока его никто не увидел голым. Разумеется, Люциус не может расслышать шороха одежды. Зато он четко ловит приглушенные слова, произнесенные звенящим от слез голосом.

- Ненавижу. Ты ведь обещал.

 Отправлено: 21.07.06 23:03. Заголовок: Re:

10. Вместо эпилога.

Малфои никогда никого ни о чем не просят. Не имеют морального права. Он учился верить в это сам и вдалбливал это в Драко всеми доступными способами. Может быть, чересчур жестокими, даже с точки зрения Снейпа. Снейпа, перенявшего малфоевскую небрежность и расчетливость, обогатившего их своими, невероятными интонациями, своей циничностью и холодностью. Снейпа, превратившегося с годами в такую роскошную ехидную тварь, что у Люциуса скулы сводило от зависти и легкого страха. И не только от них. Но это было позже. А тогда дневной Сев был слишком зажатым и неуверенным, чтобы вызывать к себе что-то большее, чем презрительное любопытство и небрежную заботу.

Нынешний Снейп хорошел год от года, словно подлинный, крепко выдержанный коньяк. Благородный напиток с горьковатым привкусом, достающийся лишь тем, кто способен оценить его вкус. Люц был способен, но старался не сильно злоупотреблять. Достаточно того, что Северус постоянно опекает его сына. Впрочем, тут нужен какой-то другой глагол. Сложно назвать заботой то, что Северус делает с младшим Малфоем, когда старший руководит процессом воспитания из камина. Если бы не эти постоянные услуги, Люц осмелился бы попросить у своего старого любовника еще об одном одолжении. Именно Сев был бы идеальным первооткрывателем и экскурсоводом, способным объяснить Драко, что задница любого Малфоя предназначена не только для того, чтобы сжиматься под ударами розги.

Ну, даже если не Северус, то все равно. Первым мужчиной мог стать кто-то из своих. Нотт, Крэбб, Розье. Младший Флинт, не уступающий в энергии и способностях своему отцу. Тоже неплохая бы была семейная традиция. Но Драко весьма недвусмысленно намекал на Поттера. Какое там намекал, из последнего письма Северуса следовало, что Малфой-младший вовсю продолжает дело Люциуса. Причем, кажется, безуспешно.

Прочтя сообщение из Хогвартса, Люц несколько минут задумчиво поглаживал крыло огромного черного филина, потомка той птицы, что приносила почту в его студенческие годы. Черные птицы - это тоже традиция, как и белесые рубцы на спине, гордо вздернутый подбородок и возможность получить то, что ты хочешь. Любой ценой. Даже если платить по счетам придется тебе самому. ("Все что хочешь, да? Веер черных ресниц за матово поблескивающими очками, припухшие губы, складывающиеся в слово "ненавижу", тонкая жилка на запястье, темная дорожка волос, начинающаяся от пупка, и скрывающаяся под форменными брюками. Поттер. Ни за что").

Сын не должен быть слепой копией Люциуса. Ему уготовлена судьба издания второго, улучшенного и дополненного, получившего от жизни то, что не удалось урвать самому Люцу.

Люциус в последние годы довольно часто бывал в Хогвартсе. А с тех пор, как Драко стал студентом, визиты приобрели хронический характер. Он прибывал в Хогсмид вечером, неторопливо добредал до ворот замка, останавливаясь в пути лишь однажды, у высокого куста трехцветной сирени, переставшей распускаться в тот год, когда Малфой-старший закончил свое обучение.

Потом, уже в сумерках или в полной темноте, если дело происходило зимой, Люц добирался до апартаментов Снейпа. Не без удовольствия оглядывал их, ожидая, когда в комнату войдет сын. Неторопливо изучал новые книги, в изобилии валяющиеся на всех поверхностях, прислушиваясь к тихому и очень знакомому диалогу за спиной.

(" - Шестнадцать... ой... я больше не буду, честное слово... Семна...

- Убери руку на место и прекрати так сопеть...

- Восемнадцать... папа, скажи ему, чтобы...

-Не "ему", а "профессору Снейпу". Научись четко излагать свои мысли. Пять дополнительно".)

В чем-то нынешняя комната Снейпа напоминала комнату для старост, в которой они провели столько времени вместе. Дело было не слизеринской символике, а в немногочисленных, но дорогих мелочах, украшавших некогда Малфой-мэнор. Через пару часов после того, как сын покидал апартаменты профессора, Люц лениво высовывал руку из-под одеяла и привычным жестом подзывал из кармана мантии очередной маленький сверток. Правда, чаще там оказывались не старинные безделушки, а редкие книги из семейной библиотеки. Малфои уважают вкус своих избранников.

Как правило, Люциус покидал замок сразу после того, как заканчивал все дела в слизеринских помещениях. Времени на то, чтобы прогуляться по Хогвартсу у него никогда не было. Да и что бы он смог разглядеть в темноте, без риска натолкнуться на чужого человека?

Оказалось, что при свете дня школьный замок выглядел почти так же, как и во времена его студенчества. Это в маггловских учреждениях перекрашивают и перекраивают помещения, вносят в них правку, как в устаревшую рукопись. Стены Хогвартса не требуют ремонта. Кажется, вот на этой стене, увитой вечным, серебристо-багровым плющом, отпечатались выведенные рукой Люца странные инициалы - DM. Джеймс Малфой, несбыточная мечта. Эту дурацкую метку Люциус нарисовал в день отъезда, когда узнал, что на Прощальном пиру Джимми точно не будет: Поттер умудрился раньше срока уехать домой "по семейным обстоятельствам".

Разумеется, и от Сева, и от многих других Люциус узнавал самые разные подробности о жизни Поттера. О том, как Снейпу доставалось от него и всей компании два последних года обучения в Хогвартсе. О том, как при виде светлоглазой блондинки, решившей пригласить его на танец на чьем-то дне рождения, Джеймс чуть не упал в обморок. Как Джимми цапался с Блэком и Люпином, не стеснявшимися своей ориентации. Как Поттер шпынял всех школьных бисексуалов, не говоря уже о голубых. И про то, что остаток своей короткой жизни Поттер провел исключительно с женщинами, Люц тоже знал. Только его это почти не волновало. Для него Джеймс погиб не в октябре восемьдесят первого, а гораздо раньше, в тот момент, когда он произнес свое "ненавижу", ударяющее посильнее "Круцио".

Джеймс оставался для Люциуса мертвецом еще добрый десяток лет. До тех пор, пока, не оказавшись в Хогвартсе после срочного письма Снейпа ( "Минус двадцать баллов с факультета. Ночная отработка вместе с гриффиндорцами в Запретном лесу. Я думаю, что не меньше пятидесяти ударов."), он не увидел живьем Поттера-младшего. Гарри напоминал человека, боящегося поверить в собственную свободу. Будто он полжизни провел на пороге кабинета арифмантики, а потом ему сказали, что приходить сюда больше не надо. Он выглядел гораздо слабее и неувереннее Джеймса, и, кажется, одно только это вызывало у Северуса приступы глухого возбуждения, переходящего во вполне благопристойную неприязнь. Но Сев всегда отличался такой собранностью и хладнокровием, что иногда казалось, будто со своей спермой Люц сумел оставить в нем частицу крови рода Малфоев. А вот Драко этой выдержке учиться и учиться. У того же Северуса.

Мальчик стоит на пороге комнаты, переводит взгляд с отца на преподавателя. Наказание только что закончилось, но он все еще не чувствует себя освободившимся. Не хватает контрольной фразы, какого-нибудь затасканного moralite. Люц мысленно перебирает подобающие слова, а потом резко выдыхает:

- Сегодня после отбоя снова зайдешь к профессору Снейпу. Не забудь принять душ.

- Папа, но... - Ну, да, конечно, наверняка у него назначена встреча с Поттером. Даже не встреча, так, романтические взаимные потискивания. Блаженный. В его возрасте Люц вовсю использовал все, чем его наградила природа.

- Иди переоденься. Через час я жду тебя в верхней галерее. И закрой за собой дверь. Как следует.

Проводив Драко особенно суровым взглядом, Люц повернулся к Снейпу, уже успевшему собрать все оборудование и теперь медленно расстегивающему мелкие крючки мантии.

- По-моему, лучше тебя с этим никто не справится.

- Если, конечно, никто меня не опередил.

- Что ты имеешь в виду?

- Выгляни сейчас на лестничную площадку. Только осторожнее.

Маленькая галерея, рассеянный свет, бьющий через зеленую и синюю мозаику витража. Синие лоскутки солнца на светлых волосах сына, россыпь зеленых отражений на чуть испуганном лице его собеседника. Крошечные искорки на дужках и оправе знакомых круглых очков. До боли знакомых. Поттер. Дежа вю.

- Тебе было очень больно?

- Нет.

Это точно эхо. Прогулявшее в помещении школы почти два десятилетия.

Узнаваемым жестом, слегка отрепетированным, но таким естественным, Драко притянул к себе партнера. Хорошо притянул, так, что темная встрепанная челка щекочет фамильный малфоевский подбородок, а руки Джеймса... (то есть Гарри, но все равно, пусть он хоть на секунду будет Джеймсом)... Эти пока еще хрупкие ладони интуитивно, неосознанно обхватывают Драко. Пока что - чтобы просто не упасть.

-Если ты этого не хочешь, то просто убери руки. Я пойму, - голос сына, интонации отца.

Не рискуй, мальчик. Поттеры отвечают на все вопросы только один раз. И очень неразборчиво. Если сейчас ты услышишь "нет", оно превратится в такое "да", что лучше бы Гарри сразу тебя придушил. Не спугни надежду.

Сильные исцарапанные смуглые пальцы с такими знакомыми заусенцами еще крепче обхватили острые плечи, обтянутые чересчур отглаженной белой рубашкой.

- Не отпущу.

Издание второе, дополненное. Если сегодня ты не сломаешь Поттера, то он точно будет ломать тебя всю твою жизнь.

 Отправлено: 21.07.06 23:39. Заголовок: Re:

menthol_blond
Чувственный и такой пьянящий фик :)
Спасибо за него.
Правда... Мне в твоих фиках душераздирающе жалко Сева...
Даже несмотря на то, что

цитата:

Снейпа, превратившегося с годами в такую роскошную ехидную тварь, что у Люциуса скулы сводило от зависти и легкого страха.

Все время кажется, что его недолюбили :))

 Отправлено: 21.07.06 23:40. Заголовок: Re:

спасибо
а кого? Люца или Сева?

 Отправлено: 21.07.06 23:57. Заголовок: Re:

menthol_blond
Сева, конечно.
Я ж снейпоманка
Насколько я поняла, Снейп Люца то как раз любил и сильно.

Да, они у тебя оба в характере :)

 Отправлено: 25.07.06 23:41. Заголовок: Re:

Брунгильда
ну да. По схеме один любит, другой позволяет, Люц как раз и позволяет.

 Отправлено: 26.07.06 09:05. Заголовок: Re:

menthol_blond
Ты знаешь, иногда бывает взаимно
Просто каждый по-своему понимает это чувство, но тянет друг к другу одинаково.
На любит - позволяет: далеко ли уедешь?

 Отправлено: 26.07.06 09:56. Заголовок: Re:

Восхитительно
И использование ненормативной лексики, и достаточно качественное описание акта (актов ), и вообще

Единственное, что смутило - Малфой - семукурсник, а Снейп - пятиклашка. Смешение курсов/классов сбивает.

Будьте так любезны, проиграйте еще чего-нибудь

 Отправлено: 26.07.06 13:35. Заголовок: Re:

Meister Faust
Спасибо. Смешение курсов - это трындец, но трындец, увы, АУшный. Когда фик уже написала, вычитала, что Люц, оказывается, Снейпа старше лет на восемь как минимум. Но мне это так мешает....
В смысле - проиграть?

 Отправлено: 26.07.06 13:54. Заголовок: Re:

menthol_blond
Снейп младше Люца на 5-6 лет.
Это канон

 Отправлено: 26.07.06 14:04. Заголовок: Re:

menthol_blond
В том смысле, что menthol_blond пишет:

цитата:

PS: Фик - результат проигранной партии в биллиард, которую мы с бетой играли "на желание". Долг в азартных играх - это святое.

Брунгильда
Такой вот неподходящий канон...

 Отправлено: 26.07.06 14:09. Заголовок: Re:

Meister Faust
А вы в биллиард как? Если вы в Мск или Спб - то можно.

 Отправлено: 26.07.06 14:10. Заголовок: Re:

Брунгильда
Все равно АУ получается. А у вас случайно нигде нет ссылочки на что-то ттипа таблицы годов рождений героев Поттерианы? Можно и на английском и на френче. Мне она просто до зарезу

 Отправлено: 26.07.06 14:12. Заголовок: Re:

Meister Faust
ой, все, доперло - смешение переводов слова класс и курс... Оно у меня постоянное. Но в разномастном росменовском переводе канона та же фигня, кстати. Это я не в оправдание, а так....

 Отправлено: 26.07.06 14:20. Заголовок: Re:

menthol_blond
Это Росмен переводит Снейпа как Снегга? Тогда чего еще от них ждать?

В бильярд, равно как в азартные игры вообще, я не играю.
И живу не в Москве, и не в Питере, и даже не в окрестностях

 Отправлено: 29.07.06 14:03. Заголовок: Re:

menthol_blond
Даты рождения должны быть на официальном сайте Ро.
Но я потеряла ссыль :(

 Отправлено: 03.08.06 18:03. Заголовок: Re:

Брунгильда
я уже нашла, спасибо
ссыль есть у меня в дэйри

 Отправлено: 04.08.06 09:08. Заголовок: Re:

Фик, безусловно, очень хорош. Отлично прописаны персонажи, интересны отношения между героями, но я этот фик уже читала года 2 назад...

 Отправлено: 05.08.06 22:25. Заголовок: Re:

Брунгильда пишет:

цитата:

Люциуса все равно жалко, несмотря ни на что.

А мне не жалко было. По-моему, он очень легко отделался )))))

Viktorian Спасибо!

Diori пишет:

цитата:

но я этот фик уже читала года 2 назад...

На английском? Или его кто-то еще на русский переводил?